Из воспоминаний об архимандрите Кирилле (Павлове)

Не отвержи мене во время старости: 
внегда оскудевати крепости моей, 
не остави мене

(Пс. 70, 9)

Братие, должны есмы мы сильные 
немощи немощных носити 
и не себе угождать

(Рим. 15, 1)

– С отцом Кириллом я познакомился в 1984 году осенью. Он приехал в Крым на лечение и там еще больше заболел. Моя знакомая была его духовным чадом. Попросила меня слетать в Крым и посмотреть заболевшего. Это было в Алуште. Тогда я еще не знал его.

Привели меня и еще одного доктора. Простенький домик, где он жил в маленькой комнатке. Много тогда было в ней и на улице встревоженных людей. Отец Кирилл лежал на кровати. Лицо его было благодушное. Первое ощущение у меня было, образ сложился такой – благодушие и улыбка. Все встревожены, а он улыбается. После осмотра я убедился, что он болен пневмонией в тяжелой форме. Температура, одышка, сердечный ритм нарушен... Там был хороший доктор, который его лечил. Мы переночевали. На следующий день мы его еще раз осмотрели и улетели, оставив рекомендации лечащему врачу. Все делалось правильно, и Батюшка выздоровел, наконец.

У него легкие с давних пор, с военных лет больны. У него был туберкулез, который он получил в снегах Сталинграда. Была у него хроническая пневмония. Он пережил тяжелое ранение, язвенную болезнь 12-перстной кишки, болезней много накопил... Потом он попал к нам в клинику 1-го мединститута. Его там прооперировали.

Как врач, могу признаться, что иногда пациента и не хочется слушать. Перед тобой лежит кардиограмма, а он длинно рассказывает, в ненужных подробностях, что там кольнуло, здесь стрельнуло... Это не имеет никакого значения. Кардиограмма показывает истинное положение его организма, безо всяких утомительных и ненужных разговоров.

У меня был один знакомый пациент. Он приезжал и вот так много говорил. Я его не останавливал. Потом говорю:

– Давай я тебя послушаю.

– Да нет. Зачем? Не надо, – отказывался он.

Вот так. Разгрузился, сбросил с себя. Может, месяца на два-три ему хватит этого, чтобы побегать, чувствовать себя «в норме».

Священники и врачи похожи во многом. Встретишь такого человека, как отец Кирилл. Душу ему наизнанку вывернешь, грехи откроешь. После хорошей исповеди на душе становится легко.

Порой при таком обильном словоизлиянии задаешь себе вопрос – почему Батюшка не уходит? Он внимательно, терпеливо слушает, вникает в твои передряги и одновременно молится. У него молитва в крови, в мозгу. По его внешне безмолвному состоянию не каждый осознает и оценит его сопереживание с тобой. Людям новым, незнакомым с ним, может показаться, что он отсутствует, находится в своих размышлениях, но это не так. Он всегда предельно внимательный, сохраняющий присутствие свое и сознание в твоих бедах и скорбях. Ты – нужен ему, как родному отцу. Твои заботы его волнуют и тревожат. Отец Кирилл на редкость неравнодушный духовник. Ему важен и нужен каждый к нему обратившийся. А, значит, и он всем – нужен. Один из удерживающих в нашем тяжелом и опасно шатающемся положении.

Удивляет, какой он кроткий и терпеливый. У него одно время в келье был телефон. Приехал я к нему. Он мне говорит:

– Сегодня позвонил кто-то пол-пятого утра. Долго мы разговаривали.

Представляете? Батюшка в такое время, а ложился он после длинного монашеского правила и ответов на письма в три-четыре часа ночи, и он с тем человеком приветливо поговорил! Ни упрека не высказал, ни замечания, зачем тот в такое время его тревожит. Рассказывал мне об этом, как обычно, просто и доброжелательно.

Что из себя представляет келья Батюшки в Лавре? Она маленькая, тесноватая, форточка всегда была открыта. Там сидели синички, и у них всегда лежал корм, еда. Батюшка любил кормить птичек, белочек. Он и в Переделкино их кормил. Все стены кельи увешаны иконами. Горы пакетов с дарами, которые ему приносили и которые он потом раздаривал. И мне тоже доставалось. Часто на столе лежала газета «Красная звезда». Он ее выписывал и «Сельскую жизнь». В этом читалась его армейская и крестьянская принадлежность. Он всегда был в курсе дела.

Однажды Патриарх Алексий II сказал про Батюшку: «Это трехглавый духовник Всея Руси». Видимо он имел в виду то, что Отец Кирилл был духовником трех Патриархов России.

Это было еще в советское время. Религия должным образом меня не занимала. Но когда приспела пора, – так накрыла жизнь, что ужас. Ноги сами в храм понесли! Стал втягиваться. Появились друзья. Кружок евангелистский организовали, как чайную, под прикрытием. В этом окружении я нашел священника, который меня в веру вводил. Там много было знакомых отца Кирилла. Была ревность о Боге. Мне теперь не страшны никакие уклоны. Ни вправо, ни влево. Такая там была у всех доброта и взаимопомощь.

«Господь и Спаситель наш всегда близ нас есть во всякое время дня и ночи, что Он есть всемогущий Помощник и Избавитель наш во всех обстояниях и превратностях жизни и что мы, немощные и неразумные сами по себе, подверженные различным обуреваниям в жизни, непрестанно имеем нужду в Его божественной помощи. При окружающей нас тьме ночной, среди этих обуревающих нас волн жизни, мы можем обрести истинный покой и безопасность, только в сердечном убеждении, что мы плывем по сему морю житейскому, подобно апостолам, не сами собою, а по воле Господа: понудил Иисус, как говорит евангелист, учеников своих войти в лодку – плывем к предначертанному Господом берегу вечной жизни, в блаженное пристанище Царствия Божия. Плывем в невидимом, но тем не менее спасительном для нас присутствии с нами Самого Господа, ходящего по морю и укрощающего волны».

Архимандрит Кирилл (Павлов)

Келейница Л. ругалась, что «машину железную поставили», и она Батюшке не дает спокойно «уйти». Я ей тогда возражал. Дело же было очень серьезное. Сердце его, истомленное многими испытаниями, болезнями и трудами, начало отказывать. Необходимость стала в постоянной поддержке его сердца. Сам он принял решение, чтобы его госпитализировали. Положили мы его в кафедральную клинику на Пироговке. Поставили ему стимулятор, и все пошло хорошо. Батюшка стал жить. С этой «машиной» он уже 10 лет прожил и многих за это время спас. На все – воля Божья.

Тогда он добродушно сказал:

– Машинку мне привезли, я ее святым маслицем помазал, чтобы она хорошо работала.

Келейник Батюшки стоял «на страже» у его палаты, жил с ним в больнице. Как только информация распространилась, что отец Кирилл лежит у нас, народ повалил к нему. Он никому не отказывал и эти перегрузки очень нас, врачей тревожили.

Война есть не только потрясение,

но духовное испытание и духовный суд

И. Ильин

Война сыграла большую роль в судьбе Батюшки. Он в армии служил с 1939 года. Отслужив положенный срок в армии, он готовился уже к демобилизации, а тут зачитали о нападении Германии. Его, как и многих, вместо дома отправили на Северо-Западный фронт. Там по дороге эшелон разбомбили. При прибытии на место в живых мало кто остался. Иван Павлов стал воевать. В январе 1942 года получил тяжелое ранение и после госпиталя попал под Сталинград. Сначала на левый берег, где были частые налеты немецкой авиации. Немцы впервые тогда применили «тактику выжженной земли». Когда армада бомбардировщиков страшными бомбежками, сплошным, адским «ковром» перепахивала землю на большом пространстве. После этого там не оставалось ничего, ни одного, даже маленького здания, дерева, ни одного живого существа. Позже это переняли, стали практиковать такой «метод», совершать такие же чудовищные бомбежки американцы, которые так же в один день, и ныне еще больше, уничтожают по несколько тысяч человек разом.

Одну историю поведал мне Батюшка про Сталинград (само название этого города неувядаемой славы изменили и до сих пор боятся его). Тогда солдат Иван Павлов испытал ужас смертный, как сам свидетельствовал. Стоял он в карауле на часах в Сталинграде. Была темная, сырая, безлунная ночь. Абсолютная темнота и... сильнейший трупный запах. Мурашки бегали у него по коже от трепета. Иван думал, что он попал в царство смерти. Он характеризовал так: «Меня охватил такой смертный ужас, которого я никогда не испытывал»!

«Эта великая страшная Отечественная война, конечно, явилась следствием попущения Божия за наше отступление от Бога, за наше моральное, нравственное нарушение закона Божия и за то, что пытались в России вообще покончить с религией, с верой, с Церковью... Господь провидел эти вражеские планы, и, чтобы не допустить их осуществление, Господь попустил войну... И мы видим, что война действительно обратила людей к вере, и правители совсем по-другому отнеслись к Церкви».

Архимандрит Кирилл (Павлов)

Сталинград в судьбе Батюшки сыграл очень большую роль. Они обороняли этот город-крепость. Там находился и Дом сержанта Павлова на «ничейной полосе».

У меня есть знакомая врач Ирина Николаевна. Она рассказывала, что сидела как-то за трапезой у Батюшки после очередного осмотра. И она у него спросила: «Батюшка, правда ли, что Вы сержант Павлов?». Он ей не сказал «нет». Он только наклонил голову и произнес: «Это уже не имеет никакого значения».

Еще у меня есть одно подтверждение, что сержант Павлов – это отец Кирилл.

Одна моя знакомая А.А. Буданова волжская уроженка. Вернулась в Сталинград после освобождения. Она сказала, что хорошо помнит дом Павлова. На его руинах после боев долго висела доска, на которой было написано черным карандашом: «В этом доме держали героическую оборону советские воины под командованием сержанта И. Д. Павлова». Доска эта долго висела под стеклом. Потом эту доску убрали, повесили другую, с другим текстом. А ведь Батюшка наш – это и есть Иван Дмитриевич Павлов. Она хорошо помнит, что имени Яков там не было. Отчетливо помнит ту фронтовую надпись.

Причина же опалы на героя – Ивана Павлова задолго до его решения уйти в монастырь была вот в чем.

Сержанта Ивана Павлова после завершения битвы в отвоеванном Доме и после многих других боев записали почетным кандидатом в члены партии. А он уже к тому времени нашел Евангелие и понял, что партия не для него. Пошел Иван Павлов в политотдел к политруку и сказал, что не будет вступать, «еще не готов». Так обычно говорили, кто не хотел пополнять ряды партии атеистов. Будь это простой, не обремененный такой славой боец, – прошло бы. Тут же особый случай! Известный в войсках, прославленный герой и такое... Бунт! На это начальник политотдела сильно рассердился. Стал вначале уговаривать, потом грозить. Но Иван Павлов был непреклонен. Сказал, что это его твердое решение. Тогда ему сказали, что он пойдет в десант. А десант – это тот же по существу штрафбат, те солдаты, которые сидели на броне танка, штурмуя первыми неприступные укрепления противника. Они всегда шли первыми в атаку и в основном погибали. Так Иван Павлов из уважаемых, особо отличившихся бойцов, из героев был, одним росчерком пера вычеркнут и отброшен в число осужденных без суда, проштрафившихся. При заступничестве Богородицы, спасавшей не раз сержанта Ивана Павлова, нашлись среди начальства добрые люди, которые отклонили потом гибельное решение. Отписали его из этой части. Послали героя-сержанта в более спокойную часть. Это я от него самого слышал. Так, милостью Божьей, он остался жив.

Окончил он войну в 1945 году, в Вене. Прошел путь с боями через весь Советский Союз, через Европу и окончил в Австрии.

Батюшке все же вручили Золотую звезду Героя Советского Союза, уже в перестроечные времена. Награду вручили в начале 90-х годов. Такая награда давалась немногим. Их всего несколько на миллионы участников войны. Это чем-то очень великим должно быть заслуженно. Конечно же, эта награда имеет отношение к Дому Павлова. Когда он отказался вступать в партию, тогда награждение отменили. Настоящие документы были все уничтожены. А вот указ о награждении остался. Его реанимировали. Об этом почему-то широко не пишут, а надо бы. Чтобы все знали, что он – Герой Советского Союза, сержант Павлов. Нет сомнений, что это за сражения в Доме Павлова. Именно там он ярко отличился, хотя бывал и в других сражениях войны. Открывались военные архивы, многое стало выявляться, и власти так, втихую, решили «замазать» этот вопрос. Отдать Герою кровью добытую им награду

Всегда Батюшка интересовался делами армии. В нем жила военная косточка.

Показывали старый фильм 70-х годов, где он заснят в Крыму на прогулке. В группе прогуливающихся были женщины, матушки... Батюшка шел во главе этой группы. Тогда он был моложе, подтянутый, стройный в сапогах и подряснике. Не просто шел впереди. Он распоряжался, кому, где построиться и как идти по горным дорожкам. С живыми, острыми глазами. С командными повадками. Видно, какая в нем военная закваска и жизнь. Потом и осанка стала другая, но его глаза – это такая глубина. В них читается такая мудрость невероятная.

Он очень уважает маршала Жукова. Утверждает, что он был – дар Божий. Без Жукова мы бы не выиграли войну. Однажды он встречался с Жуковым, и тот рад был встрече.

Батюшка говорил всегда, что мы должны возносить Господу большую благодарность за победу в войне. В первые годы войны попущено было наказание Божье народу, который отрекся от Господа в значительном своем составе. Через это мы должны были пройти. Через некоторое время огненных испытаний мы очнулись от партийного угара, и Бог стал нам помогать. Мы стали одерживать победы. Всесилие партии-гегемона пошатнулось, и мнение Сталина изменилось. Началось послабление к Церкви и верующим. После этого течение войны резко переломилось. Батюшка часто вспоминал мемуары Жукова, где он писал: «Мы не узнавали некоторых немецких генералов. Они, опытные военноначальники, стали делать крупные ошибки, одну за другой. А мы стали продвигаться шаг за шагом вперед».

День 9 Мая – это День великого поклонения Господу за победу в Великой Отечественной войне. День поминовения. Был я настолько потрясен Батюшкиным указанием о молитве в этот день, что пошел в этот день в храм. Храм был почти пустой. И все же служба совершалась! Сейчас это уже обычай. Не так давно было утверждено общецерковное богослужение в день Победы, со служением панихиды и поминовения павших воинов. Стали служить не только панихиды, но и благодарственные молебны. Это и есть народная память.

Когда Батюшка еще разговаривал, келейница рассказала: «Был такой момент. Батюшка лежал. Перед его глазами, видимо, проходили разные воспоминания. Он молился и вздыхал: «Война, война...», очень скорбно так проговаривал».

Можно вспомнить еще о том, какое огромное количество народа было всегда возле отца Кирилла. Как говорил на одном юбилее патриарх Алексий II, что это духовник многих архиереев, самых высших церковных иерархов Русской Православной Церкви и просто народа. Для всех он всегда находит время и слово. Поток к нему был нескончаем.

Помню, как-то я приехал в Переделкино поговорить с Батюшкой. Поинтересовался, был ли вчера прием, и сколько было человек?

– Да, был, – ответил он мне.

– Сколько человек?

– Около двухсот.

Если только по три минуты на каждого – 600 минут! Десять часов!.. Откуда взять столько времени? От сна и отдыха...

В келье он принимал знакомых людей, а других в комнатушке-посылочной. Она тоже была завалена посылками, книжечками, которые он всем раздавал. И котик там был. Любит он всех, и белочек, и синичек. Потом в келью ему поставили телефон, чтобы он часто не выходил в коридор. Ему звонили в разное время суток. Он никогда никого не осуждал за это. Очень кроткий человек. Мы иногда начинаем кого-то осуждать, бранить, и ругать, а у него никогда такого не было. Он только наклонит голову и покачает ею. Скажет:

– Да, да! Нехорошо.

И все! Без комментариев.

Еще меня поразило его понимание того, что происходит на свете. Он хорошо знал жизнь народа. Всех знал. От высших эшелонов власти до простых людей.

В отношении его перемещения в Переделкино. Сначала его приглашали туда на отдых. Он стал там бывать по приглашению Патриарха. Поселили его в маленьком гостиничном домике. Потом стал там бывать больше и дольше. Окружен был вниманием и заботой. Но все равно его тянуло в Лавру, которую он очень любит. Родную братию, монахов очень любил... Приезжал в Лавру гораздо реже. Но потом полюбил этот свой домик, келью с прихожей. Там всегда было много народа. Когда построили новые патриаршие покои, он не хотел переезжать оттуда. Построили прямо дворец. Батюшка как будто предвидел, какие тяжелые и трудные годы он здесь проведет. Сейчас старого домика нет. На его месте асфальтовая площадка.

Иногда Батюшку отправляли в Барвиху, в санаторий. Там большой парк. И мне посчастливилось с ним часто там прогуливаться и разговаривать на разные темы. Потом он уже стал выезжать на лечение в Ливадию, в Крым. Он и там со многими людьми подружился. Оттуда он тоже привозил гостинцы. Очень любил всех угощать.

Запомнились мне встречи на Пасху и на Рождество. Отца Кирилла привозили. Все одаривали друг друга подарками, христосовались, песни пели. Он очень любил хоровое пение. Сам он тоже хорошо пел. Песни «Мама – слово дорогое», «Житейское море» и другие. И мы, миряне, все уже знали и пели вместе с ним. Конечно, эти встречи незабываемые. Нам было так хорошо с ним!

Говорил отец Кирилл не только об армии, но и о России. Он все понимал. Еще в 1993 году, раза два или три слышал я от него такие слова: «Да, хребет России почти сломали».

В жизни он человек очень радостный. Глубокого уныния у него никогда не было. Конечно, огромная самодисциплина была. Он всегда сдержан, спокоен. Резко никого не осуждает. А вот про себя мог жестко сказать.

Был у него юбилей. Наверное, 80-летний. Многого о нем говорилось самого прекрасного. Батюшка смиренно выслушал, склонив голову. Но потом сказал слова, которые я никогда не забуду. «Все, что здесь говорили хорошего – не соответствует действительности. Внутри у меня только холод и мрак». Тогда же я подумал, что если Батюшка так сам говорит о себе, то, что же у нас в душах делается?! Что же мы из себя представляем?!.. Меня очень поразило его отношение к себе, близкое к самобичеванию.

Когда ему задавали вопросы, то всегда ждали каких-то прозрений. У него много было прозорливых ощущений. Он тогда начинал шутить, немного юродствовать, повторил слова одного старца: «Не знаю. Прозорливых не вижу, а прожорливых да, много». Смеялся, когда говорил это. На вопросы иногда отвечал мгновенно, а иногда задумывался. Молился. Бывал очень неспешен в своем ответе. В своем ответе конкретного подчас не давал. Но, если давал, то очень определенно.

Общался я с отцом Кириллом на протяжении 20 лет. Он всегда читал газеты. Евангелие он читал постоянно. Часто наизусть цитировал Евангельский текст. Когда он лежал в больнице, я его всегда спрашивал:

– Что читаете?

– Первоисточник, – отвечал он. Так он именовал Евангелие.

Потом случилась эта тяжелая болезнь. После того, как стоматологи удалили ему в кремлевке сразу несколько зубов, получился стресс и как следствие – инсульт. Он предвидел, наверное, ситуацию. Был я у него за несколько дней до этого в больнице. Он всегда всех одаривал подарками. И в этот раз он мне дал масло от Гроба Господня. Причем, дал мне не один, а несколько флаконов. «Почему так много? – подумал я.

«Дорогие, будем горняя мудрствовать, а не земная, Христос на земли – будем возноситься мыслями и сердцами на небеса, а не прилепляться к земному и не служить плотским похотям.

При постоянном общении со Спасителем нашим будет постоянно озаряться светом истины и добра и душа жестокая и ожесточенная. Господь Иисус Христос Своим божественным словом, Своей силой вызовет из нее добрые начала, кроющиеся в ней, возбудит в ней любовь к истине и святости и мало-помалу сделает человека сыном света.

Христиане уподобляются воинам, которые должны всегда быть на страже своего сердца и не допускать, чтобы сердцем владели греховные желания, мысли и всякого рода страсти, потому что это опаснее всякого внешнего врага».

Архимандрит Кирилл (Павлов)

Всем отец Кирилл всегда напоминал, чтобы не забывали главного – посещать Церковь и Лавру не забывать.

Исповедовал меня Батюшка не так часто. Исповедоваться у него было одновременно и страшно, и легко. Он умел и собрать, и приободрить, и вздохнуть с тобой. И было легкое ощущение от исповеди. При нем ты из себя не вытягиваешь клещами, а легко открываешь грехи свои. Потом было очень большое облегчение. Я больше никогда не встречал такого.

Один раз помощники поднимали, хотели посадить его в кресло. Раз-два, ничего не получалось. Батюшка переживал при этом не за свои неудобства, а о них, помогал им, превозмогая свои боли, тихо приговаривая: «три-четыре». И помощники взбодрились, усадили наконец отца Кирилла в кресло для прогулки на свежем воздухе.

Когда Батюшка был рядом, казалась, что так будет всегда. Если бы знать, что отец Кирилл будет по существу отсечен болезнью от нас, мы бы каждое слово его записывали. Несмотря ни на что, Батюшка наш никогда не жаловался, всегда был радостный. С ним рядом, при любом его состоянии – было ощущение близости Бога. Он не уставал призывать нас: «Всегда радуйтесь!» Никогда он не бывал мрачен, даже в болезни. Один раз только он мне сказал: «Меня очень тяготит мое положение»... и все. С Батюшкой всегда было ощущение полного понимания. Отец Кирилл часто огорчался, скорбел вместе с теми, кто жаловался ему. Это тоже послужило тяжким бременем болезни.

Последнее время он с грустью смотрел на будущее. Это я помню. Были повсюду очередные разговоры и желания куда-то бежать из Москвы, какой-то очередной конец света ожидался и т.п. Батюшка всех успокаивал: «Ну, что вы? От этого не спрячешься. Надо вести себя спокойно. Молиться и заниматься своим делом, как обычно. Если настанут такие времена, когда придется страдать за веру. – не бойтесь. Ни смерти, ничего не бойтесь. И если придется умирать за Христа, то надо с радостью такое принять. Это – большая честь». Тогда все успокаивались.

Источник: Духовник. Архимандрит Кирилл (Павлов) / Авт.-сост. священник Виктор Кузнецов – М., 2013 – С. 218-235.

STSL.Ru