1838 год Слово в день обретения мощей Преподобнаго Сергия

ОТДЕЛЕНИЕ ТРЕТИЕ.

СЛОВА И РЕЧИ,

не напечатанныя

ПРИ ЖИЗНИ ПРОПОВЕДНИКА.

(Заимствованы из десятой книги Чтений в Московском
Обществе любителей Духовнаго Просвещения 1870 г ).

1838 год.

СCСXXIV.

53. Слово
в день обретения мощей Преподобнаго Сергия.

(Говорено в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре июля 5).

<1838 год>

Издавна учители жизни, чтобы дать наставлениям своим ясность и силу, представляли жизнь под образом пути. Блажени непорочнии в пути (Пс. СХVIII. 1), говорит Псалом. То-есть: блаженны непорочные в образе жизни, не совращающиеся в заблуждение, не впадающие в пороки, уподобляющиеся таким образом путешественнику, который не сбивается с дороги и не падает.

Не совсем просто, бpaтиe, управить человеку путь жизни своей так, чтобы он был непорочен, и вел неуклонно к блаженству. Есть известный путь добрый и спасительный: и кто бы не захотел идти, особенно же дойти по нему? Есть известный путь злый и погибельный: и кто бы, кажется, не захотел уклониться от него? Но вот в чем затруднение и опасность: есть путь, иже мнится человеку прав бытu, noследняя же его приходят во дно ада (Прит. XIV. 12). Нельзя не поверить опытной мудрости Соломона в сем угрожающем замечании.

Подумаем, путники жизни, о важности для нас известия, которое посылает нам дальновидный Соломон от конца разных путей жизни. Есть, говорит, путь, который кажется человеку правым, но котораго конец сводит на дно ада. Какой это путь? Где он? Чей он? Соломон сего не сказывает; а только дает знать, что такой путь есть на свете. Можно подумать, что это не довольно человеколюбиво; сказать: есть опасность, и не сказать, где она? Но не станем платить упреком за благодеяние. Соломон не определил пути обманчиваго, может быть, потому, что он весьма разнообразен, и даже не один: но тем не менее он сделал всеобщее благодеяние, потому что, дав знать об опасности угрожающей всем без изъятия, дал тем сильнейшее побуждение к осторожности каждому без изъятия. Если есть путь в начале или в продолжении благовидный, но в конце погибельный, и если он так обманчив, что кажется правым: то не может ли он очутиться под ногами у тебя и у меня? Что же нам делать? Должно каждому из нас, братие, часто и прилежно испытывать свой нравственный и духовный путь, подлинно ли он есть правый, или только мнится прав быти; примечать правый путь по глубоко мирной и безмятежной совести, а по смущенной и не мирной – не правый, или по крайней мере сомнительный; внимательно, по возможности, разсматривать указания истинно праваго пути в слове Божием и словесах святых и преподобных отец наших; не управлять пути своего собственным мудрованием и собственною волею, но волею Божиею и, по возможности, руководством и примером опытных в духовном пути наставников, от Бога на сие призванных и духовным разсуждением одаренных; наконец, как по сказанию Соломона, путь обманчивый обличается решительно своим пагубным концем, а также и напротив путь действительно праведный оправдывается решительно своим концем блаженным; то полезно и нужно нам, с особенным вниманием взирать на конец пути, или, по выражению Апостола, на скончаниe жительства (Евр. XIII. 7), право шествовавших и право руководствовавших наставников наших, которым благодать Божия в нетлении, чудесах и исцелениях даровала несомненное свидетельство того, что их путь привел к небу и блаженству, и следовательно есть несомненно правый и, обращаясь от блаженнаго конца пути их к его началу и продолжению, их следами, то-есть, их примерами и правилами жизни, исправлять наши невежественныя или греховныя уклонения от пути праваго и спасительнаго.

Посему-то всеобщая руководительница Святая Церковь нередко с особенною торжественностию, как и в настоящий день, творит память угодивших Богу и Богом прославленных наставников наших, и не только их кончину праведно ублажает, но и житие и учение их пред нами провозглашает, и их подвиги и добродетели нам показует.

Посему-то и мне, по долгу служения моего, пришло на мысль показать вам теперь отчасти достопоследовательный путь св. Aп. Павла, им самим описанный в откровенной и сердечной беседе его с возлюбленными ему Филиппийцами.

Бpamиe, аз себе не у помышляю достигша, едино же, задняя убо забывая, в предняя же простираяся, к почести вышняго звания Божия о Христе Иисусе.

В сем иносказательном изображении жизни духовной Апостол уподобляет ее не просто пути, но бегу на ристалище, где искуснейший и быстрейший в беге, и потому прежде других достигающий поставленной на конце пробегаемаго поприща меты получает, по древнему обычаю, венок, или другую установленную награду. Бpamиe, говорит он, аз себе не у помышляю достигша. То-есть: я еще не отваживаюсь уподобить себя тому счастливому скоротечцу, который пробежал все назначенное поприще, достиг предпоставленной меты, и готов получить награду за превосходство; яснее, я еще не дерзаю думать о себе, что я достиг совершенства христианских подвигов и добродетелей, и уже заслужил небесную награду. Слышащие cиe, без сомнения, могли понять, что мудрый и вместе кроткий наставник, под образом смиреннаго признания о себе самом, скромно преподает наставление всем, что никто не должен почитать себя достигшим полнаго совершенства христианскаго. Ибо если Апостол, столько подвизавшийся в проповедании Евангелия, столько страдавший за Христа, столько чудодействовавший во имя Ииcyca, столько церквей, в столь многих градах и племенах, основавший и обогативший дарованиями духовными, восхищенный до третьяго неба, не дерзает помыслить, что он достиг совершенства: то кто может дерзнуть на сие? Надобно, в мечтании о себе, дойдти до совершеннаго безумия, чтобы почесть себя достигшим высшей степени духовнаго восхождения, нежели Ап. Павел. Но слышавшим и уразумевшим сие отрицательное наставление Апостола, могло придти на мысль: что же однако положительно думает о себе св. Павел? Чего достигшим он себя почитает? И что вообще должны мы думать об успехах, какие по благодати Божией приобретаем в духовной жизни? Успевшему естественно приходит мысль о приобретенном успехе: что же делать с сею мыслию? – Провидя сии и подобные вопросы, Апостол предупредительно разрешает их одним ответом: едино же. У меня, говорит, одна мысль, в которой не развлекает меня никакая другая, одна забота, которой не уменьшают никакия другия дела и попечения: едино же. Какая же это единственная мысль и забота, которая достойно и достаточно занимает Апостола, и которою он хочет занять всех христиан? Едино же, задняя убо забывая, в предняя же простираяся; к намеренному теку, к почести вышняго звания о Христе Иисусе.

То есть: как скоротечец на позорищном поприще не озирается ни на пространство, которое пробежал, ни на других скоротечцев, которых оставил позади себя, потому что сие повредило бы верности и скорости бега: так я, говорит Апостол, задняя забываю, не смотрю оком самодовольства на подъятые прежде подвиги и достигнутые успехи, но держу мысль мою в таком положении, как еще не успевший ничего сделать для Бога, для ближних и для души своей; не смотрю также оком суждения на тех, которые коснеют или претыкаются на пути ко спасению, потому что и в отношении к духовному пути, так же как в отношении к видимому пространству, справедливо то, что кто смотрит назад, или по сторонам, тот не может хорошо идти вперед.

Как скоротечец, на всем протяжении своего поприща, непрестанно стремится вперед, потому что, сколько-бы ни скор был его начальный бег, остановясь прежде конца поприща, он не получил бы награды; так я, продолжает Апостол в предняя простираюся до самаго конца подвижническаго и испытательнаго поприща, то есть до самаго конца временной жизни, непрестанно устремляюсь вперед, к новым духовным упражнениям, к новым подвигам, во славу Божию, к новым делам служения благу и спасению ближних.

Как у скоротечца на поприще одна мысль, одна забота, одно направление всех движений, один предмет напряжения всех сил, как бы успешно достигнуть конечной меты поприща, и получить ожидающую там награду, так и у меня, сказует Апостол, одна господствующая мысль и забота, управляющая движением способностей и сил, наполняющая деятельность, состоит в том, что я к намеренному теку, – стремлюсь к цели и жизни, к почести вышняго звания Божия о Христе Иисусе, – к небесной награде, к которой с высоты славы Своея призывает Бог во Христе Иисусе. Не трудно догадаться, что чрез единство стремления к почести вышняго звания, по противоположности, Апостол дает разуметь и долг, и вместе средство не быть пристрастну к какой-либо земной почести, или выгоде, или удовольствию, и не быть слишком чувствительну к земному неправедному безчестию, или утрате, или скорби и страданию.

Надобно при сем взять в соображение другое изречение, которым св. Павел в том же послании к Филиппийцам изображает цель своего стремления: аще како достигну в воскресение мертвых, как бы мне достигнуть того воскресения мертвых, которое называется воскресением живота и которое обещано верующим и спасаемым. Из сего видно, что, и говоря о почести вышняго звания Божия, он думает не об особенной и высшей небесной награде, которую, без сомнения, уготовал праведный Бог избранным Своим подвижникам, Апостолам, но просто о блаженной жизни будущаго века, которая может быть yделoм всякаго истиннаго христианина. И таким образом в самой мысли св. Павла о награде открывается его глубокое смирение, по которому, при всех своих апостольских дарованиях и подвигах, не дерзает он иметь притязание на преимущественную от Бога награду, но почитает для себя довольным достижение той, которой и последний из христиан достигнуть может.

Видите-ли, Братие, путь избраннаго подвижника Христова, и вместе верное для нас указание пути ко спасению. Ибо хотя это есть путь Апостола, но св. Павел по своему смирению, или лучше, живущий в нем Дух Божий по Своему промышлению о нашем спасении, так изобразил путь его, как он может быть проходим каждым из нас. Всмотримся в чистые следы красных ног. Поревнуем правому течению к несомненной награде.

Не знаю, нужно-ли мне настоять на осторожность от мнения о собственном нашем совершенстве. Наши явныя несовершенства, может быть, еще довольно препятствуют мечтанию о мнимом совершенстве нашем; и потому, на сей случай, может быть, еще нет большой нужды в пособии духовнаго закона.

Предоставляя каждому взять и усвоить себе из апостольскаго путераспоряжения разныя черты руководства, кажется, нами уже открытыя, не могу я не обратить вашего внимания, по примеру немного взыскательнаго Апостола, хотя на одно: единоже. Приимем от него на сей раз, и утвердим в сердце нашем, и – о еслибы даровал нам Бог и самым делом исполнить, – хотя одно cиe общее и довольно простое, но весьма немаловажное правило: неостанавливаться на пути спасения, но непрестанно стремиться к усовершению себя в жизни христианской, – в предняя простираяся, к намеренному тещи, к почести вышняго звания Божия о Христе Иисусе.

Может быть помыслит кто-либо, что Апостолу Павлу легко было, и особенно свойственно, говорит о неослабном продолжении пути спасения, когда он был поставлен и двигнут на сей путь рукою крепкою и мышцею высокою, чудесным явлением Христовым с небес. На сие скажу, что не один сей Апостол Богом поставлен на путь спасения; хотя с другими происходит cиe не таким торжественным чудодействием, как с Савлом. Не ту же ли действенную благодать, которая рукоположением Анании даровала Савлу прозрение телесное и духовное, и крещением переродила Савла в Павла, – не ту-ж ли ниспосылает Бог и ныне в Таинствах? – Бог хощет всем человеком спастися, и в разум истины прийти (1 Тим. II. 4), хощет не праздным, но могущественно деятельным хотением. Никтоже, глаголет Спаситель, приидет ко Мне, аще не Отец Мой привлечет его к Себе (Иоан. VI. 44); следственно всякаго спасаемаго влечет Отец небесный ко спасению. Каждому человеку, чаще или реже, смотря по готовности принять, Бог посылает минуты в жизни, в которыя путь спасения светится пред его глазами, и влечение Отца небеснаго ощутительно подвизает его на сей путь. Приложить к сему со стороны человека, едино правило Павлово, – следовать влечению Божию непрестанно, необленительно: и человек пробежит путь спасения, как скоротечец, как сам Павел, до желанной меты, до обетованной почести вышняго звания. Но если человек не станет, или по времени престанет, прилагать к благодатному влечению Божию свое свободное стремление: без сомнения, Бог не повлечет его на небо, как невольника в темницу, потому что сие было бы недостойно и Бога, и неба, и безполезно для неочищеннаго человека, который, принеся с собою нa небо землю или ад, не мог бы устоять в несродном общении с чистыми блаженными силами; следовательно, в таком случае не иное может последовать, как то, что благодатное влечение скроется; к произвольной лености человека присовокупится необлегчаемая благодатию немощь поврежденной природы; какая же тут надежда успешнаго совершения пути ко спасению?

Посмотрим ближе на стези и тропинки нашей жизни.

Бог влекущий ко спасению, иногда, наипаче при вступлении в новое звание, или на новую степень служения, соединенною с особенными обязанностями нравственными и духовными, возбуждает в нас ощутительное усердие и ревность ходить достойно своего звания, и часто совершаемое служение приносить в жертву Богу и Его закону. Что-жь? Время неохлаждает-ли в нас начальнаго усердия? Привычка совершать то же служение не ослабляет-ли внимания и ревности о совершении онаго в чистоте, достойной Испытующаго сердца и утробы? Не влечемся-ли мы тяжело и принужденно, как обремененные путники, по тому пути, по которому сначала готовы были бежать, как легкие скоротечцы? Верна-ли надежда достигнуть почести вышняго звания тем, за что не отдает нам, вероятно, чести наша собственная совесть?

Бог, и в наказаниях Своих благодеющий, переставляет некоторых на путь к небу и спасению посредством земных бед и лишений, когда путь мира и суеты как-бы провалился пред ними, и им не остается где искать утешения и надежды, разве в Боге и благочестии. Решительный опыт не постоянства и ничтожности благ мира дает им решительное побуждение к отречению от сует мира. Но что потом? С уменьшением силы бед, отторгавшей их от мира, не уменьшается-ли и решимость отречения от сует мира?

Иногда особенныя Божии благодеяния, или чудное избавление от обышедших нас зол, возбуждает нас к благодарности пред Богом, а чрез то и вообще к благочестию; иногда слово истины глубоко падает в сердце, и родит в нем благия намерения; добрый пример сильно поощряет к добру, всего-же чаще, думаю, очищаемая и облегчаемая покаянием совесть, в благодатныя минуты, взывает каждому из своей таинственной глубины: исправь хотя отныне решительно путь твой и проходи право стези Господни. Но что по времени? Благодеяния Божии не воспоминаются-ли уже просто, как прошедшия события, и возбужденныя ими расположения не остаются-ли без действия и плода? Слово истины, западшее в сердце, не подавляется-ли грудою помыслов страстных и суетных? Благия намерения не умирают-ли прежде, нежели родились от них благия дела? Проводив изощренным ко вниманию взором прошедший мимо нас назидательный пример, не остаемся-ли мы беззаботно на своем месте? Изшед от покаяния с очищением и желанием исправления путей наших, не приступаем-ли к оному вновь, так-же нечистыми, как прежде, так-же как прежде храмлющими на оба колена? Все сие значит-ли тещи к почести вышняго звания, как течет скоротечец на своем поприще, или напротив, коснеть, останавливаться, и даже обращаться вспять?

Часто наше коснение и разленение на благом пути мы стараемся извинять для себя немощию человеческою. Остережемся. Нет спора, что человек немощен. Но есть для него благодать Божия, врачующая немощи и восполняющая оскудение сил. И потому одна немощь не останавливала-бы человека на благом пути, еслибы не примешивалась к сему хитрость врага душ. Когда он примечает, что нельзя человека совсем увлещи с пути блага и спасения на путь зла и погибели, как например, на путь человекоубийц, татей, прелюбодеев, чего не слишком ослепленный и ожесточенный человек ужаснулся-бы: то внушает он человеку, что его скудость в добре может быть извинена немощию; что, если он и не успевает, однако же находится на добром пути, и таковыми обольстительными внушениями располагает его к коснению и разленению, а тем питает свою злокозненную надежду, что если человек не потечет усердно и неослабно к намеренному, то недостигнет почести вышняго звания Божия; и таким образом путь, мнившийся прав быти, сойдет наконец во дно ада.

Да примечаем, братие, ухищрения врага душ, и да расторгнем его злосплетаемыя сети. Да не косним на пути спасения, да не ленимся, да поощряем себя непрестанно простираться в предняя, к усовершению себя в вере, в познании истины и в благоделании. Тако тецыте, да постигнете. Аминь.