Митрополичьи покои Троице-Сергиевой Лавры

Свято-Троицкая Сергиева Лавра поистине может быть названа музеем русской истории и русского художества. Тесный четырехугольник ее стен точно по чьему-то замыслу заключил отложения исторического потока русской жизни и смены художественных вкусов русского культурного общества от XIV в. и почти до наших дней. Каждого посетителя Лавра поражает аккордом разнохарактерных зодческих стилей, столь отличным от архитектурного единства прочих монастырей. Это разнообразие придает ей значение музея.

Есть, однако, нечто, глубоко отличающее монастырь от древлехранилищ и собраний памятников искусства. Лавра – не мертвый город-музей, не уснувшая Венеция и не погруженный во сны о минувшем бельгийский Брюгге. Народная жизнь не перестала течь чрез ее ограду. И если с началом петербургского периода большая дорога истории удалилась от пути, издревле, со времен кн. Дмитрия Донского и св. митр. Алексия, проложенного из Москвы к Троице, то не зарастают до сей поры бесчисленные тропы, протоптанные к Лавре богомольцами со всех концов Русской земли. Накопленные здесь веками предметы старины и искусства служат не только любованию эстета или научной любознательности археолога. Они по-прежнему привлекают к себе чувства благочестивого почитания и поклонения. Художественные и исторические сокровища Троицкой обители продолжают жить той жизнью, какая их породила, овеиваются воздухом живого к себе отношения. Если лаврский ансамбль и представляет собой музей, то это музей, дышащий жизнью и не покинутый гением ее коллективного созидателя.

В этом живом древлехранилище есть место и музею в узком и техническом смысле слова. Не все скопленное в стенах Лавры составляет предмет религиозного почитания. Мирская придворная жизнь проникала за ограду Дома Живоначальныя Троицы и в своеобразном преломлении оставляла здесь свои следы. Цари и императоры многократно богомольно пребывали в обители прп. Сергия. Пышные вкусы Кремлевского дворца, а позже Петергофа, Царского Села и Гатчины просачивались в покои настоятеля Лавры. 

В стенах Троицкого монастыря создался уголок, где в своеобразном сочетании слились элементы светского и монашеского вкуса. Это печать, оставленная знаменитым архипастырем митр. Платоном (Левшиным), занимавшим московскую кафедру с первых лет воцарения Екатерины II вплоть до Отечественной войны 1812 г. Митрополичьи покои в том виде, как они сейчас существуют, с просторными залами, лепными плафонами, массивными люстрами, резной мебелью, часами с замысловатым боем, галереей портретов и зеркалами в золоченых рамах представляют собой зачаток настоящего музея. Он вбирает в себя предметы прошлого быта Лавры, занесеные сюда струей светских отношений и которые, стоя вне круга ее религиозной жизни, обратились в объекты музейного хранения. 

Само здание Митрополичьих покоев может дать пищу музейному интересу. Лаврские архивы не сберегли точного известия о времени его построения. Сложенное в два этажа, вероятно, в царствование Петра, на месте бывших здесь деревянных настоятельских келий, оно хранит следы перестроек. В своем наружном виде и отделке верхних покоев являет довольно законченное и стильное отражение елизаветинского века. Неизвестный архитектор вложил хорошо воспитанный вкус в переделку фасада, выходящего на север к Троицкому собору. Грузные колонны подъезда вместе с наличниками окон и в особенности с крестовидными группами прямоугольников между этажами, облегчающие глазу восприятие однообразной поверхности стены, сравнительно скромными средствами достигают впечатления пышности. 

Внутри строения удивляет разящая противоположность темного и низкого нижнего этажа, где помещались различные службы, с просторными покоями наверху. На втором этаже наиболее характерна Царская палата – главный зал этажа, служивший, вероятно, приемной митр. Платону, при котором он был отделан. Сводчатый потолок лепной работы вместе со стенами расписан во вкусе, приближающемся к стилю Луи XVI. В углу палаты прекрасно сохранилась печь из расписных и фигурных изразцов.

Изразцовые колонны, двумя рядами опоясывающие печь, украшены людскими фигурами в западноевропейской одежде. Остальные изразцы пестрят узорами цветочных букетов. Любопытно, что у этой печи сохранилась современная ей дверца – случай довольно редкий. Выдавленным по меди узором на дверце изображена охотничья сцена. В переднем скате свода палаты, над окнами, был когда-то укреплен резной из дерева овальный плафон, в который были вставлены 5 картин – священных изображений. Этот плафон сохранился в музее. Все лепные украшения сводчатых потолков этого этажа чрезвычайно любопытны. Типичен своей тяжелой роскошностью плафон в так называемой Патриаршей палате, обращенной в домовую церковь.

В центре сомкнутого свода палаты – рельефное изображение Святой Троицы, по четырем скатам – евангелисты в медальонах, промежутки увиты гирляндами фруктов и цветов: все вместе отражает дух елизаветинского рококо. 

Парадные залы Митрополичьих покоев обращены в портретную галерею. Здесь собраны портреты настоятелей монастыря за с лишком 100 лет, от митр. Арсения (Могилянского), современника Анны Иоанновны, до митр. Филарета (Дроздова). Особенно примечателен портрет прп. Дионисия, знаменитого в истории троицкого архимандрита. Характер масляной живописи полотна заставляет отнести его к раннему XVII в. Ученик и составитель его жития Симон Азарьин говорит: «Егда же во гроб было положено тело его, тогда вси со услаждением на него взирали: ибо лице его было благолепно, очи и уста веселы, яко смеющиеся; сего ради многие от иконописец любве ради благолепие лица его списали, дабы таковый блаженный муж у всех в памяти вечно пребывал». Подобное свидетельство и приветливо-радостное выражение в чертах портрета позволяют полагать, что мы имеем или один из писанных с натуры подлинников, или близкую к ним по времени копию, что делает это изображение святого особенно ценным для историков Смутного времени. 

На другом ряде полотен проходит череда русских венценосцев. Среди них есть любопытны по исполнению портреты царя Иоанна Алексеевича, его супруги Параскевы Федоровны и первой жены Петра – Евдокии Лопухиной, – все относящиеся к рубежу XVII и XVIII вв. Серия царских портретов – в большинстве, вероятно, копий, вышедших из лаврской живописной мастерской – прерывается тремя полотнами, в которых видна кисть мастера. Это прежде всего портрет имп. Екатерины II в первые годы ее царствования, датированный 1762 г. Под ним имеется подпись Алексея Антропова – известного представителя первых поколений русских живописцев, из среды учеников которого вырос корифей русского портрета XVIII в. Левицкий. Рядом с ним большой портрет имп. Елизаветы, не подписанный, но очень напоминающий по манере портрет Екатерины. Наконец второй портрет Екатерины. Сочетание тонов и композиция несколько напоминают кисть немецкого художника Гроота, писавшего портреты графов Шереметевых в их Кусковском дворце.

Имевшие вкус к хорошим вещам лаврские настоятели XVIII в. обставили свои покои мебелью, представляющей особую художественную ценность. Гладкие, с шаровидными точеными ножками столы Петровской эпохи, резные с высокими спинками стулья Анненской поры, пестрая штофная обивка мелко точенных кресел времени митр. Платона воссоздают атмосферу ушедшего быта, оживляемую музыкальным боем часов, подаренных Московскому Златоусту имп. Екатериной и наигрывающих полонезы, марши и менуэты. Продолговатый зал, поперечный Царской палате, убран мебелью и портретами, сохранившимися от более скромной эпохи 1-й четверти XIX в. Среди посуды редкие экземпляры фаянса XVIII в. с маркой Гарднеровского завода, находившегося в лаврской округе.

Сохранившиеся же здесь предметы с изображениями Лавры представляют постепенно пополнявшуюся коллекцию иконографии Троицкого монастыря.

Свящ. М. Шик

Источник: Троице-Сергиева Лавра / П.А. Флоренский [и др.]. – М.: Индрик, 2007. С. 107-112.