«Смириться надо до конца...» Из воспоминаний об архимандрите Кирилле (Павлове)

«Всероссийский духовник», скромнейший священник Троице-Сергиевой Лавры архимандрит Кирилл (Павлов) никогда не отличался хорошим здоровьем. Ему не давали покоя фронтовые раны и болезни, приобретенные вследствие суровой монашеской жизни, последние 14 лет которой он был прикован к постели. Свои страдания батюшка скрывал тщательно. Бывало, не спал всю ночь, катался от болей на полу, а утром на вопрос о самочувствии отвечал неизменно: «Лучше всех!» Отец Кирилл избегал человеческой славы и почитания, но еще при жизни стал героем бесчисленных статей, множества публикаций в интернете, нескольких книг. 

Предлагаем к прочтению фрагмент одной из них – «Жизнь как чудо. Путь и служение архимандрита Кирилла (Павлова)» (авт.-сост. – свящ. Димитрий Трибушный), где рассказывается, как старец переносил долгую, изнурительную болезнь.

Однажды, когда отец Кирилл болел бронхитом, ему посоветовали народное врачевание – компресс из редьки. Спустя несколько часов сняли повязку и в одном месте обнаружили живую рану. Оказывается, батюшку уже лечили каким-то лекарством, оно и сожгло кожу. Так получилось, что компресс поставили именно на сожженное место. При этом отец Кирилл ни слова не сказал. Отец Захария (Шкурихин) в отчаянии говорит: «Батюшка, простите!» – «Нет-нет, что вы, это ничего. Главное – чтобы выздороветь».

Поразительно, но оказывалось так, что даже болезни старца по Промыслу Божию служили благим целям. Вспоминает протоиерей Георгий Коновалов: «Одна женщина с тяжелой болезнью попала в химкинскую больницу. Ее мать узнала, что в этой же больнице лежит и отец Кирилл, но не знала, как попасть к нему: в палату к старцу никого не пускали. Вдруг он сам вышел и повернулся лицом к ней, как бы приглашая к беседе, словно ее и поджидал. Расстроенная мать бросилась к нему и рассказала о своей беде. Отец Кирилл пошел с ней в палату дочери. Ласково поговорил с ними обеими, посоветовал пособоровать и причастить больную. После молитвенной паузы откровенно, но мягко, успокаивающе сказал умирающей: «Доченька, тебе очень хорошо там будет». Мать и дочь поняли, про что он сказал, и были поначалу в шоке. Потому что болезнь, хоть и нелегко протекала, но не была опасной, так врачи утверждали. Пораженная услышанным, мать спросила отца Кирилла: «Как быть?!» Ведь если дочь ее умирает… Тогда останется на ее немощных, старческих руках маленькая внучка. Отец Кирилл нашел нужные слова для поддержки и утешения. Он же и попросил меня как можно скорее пособоровать больную. На следующий день я прибыл туда, исповедовал, соборовал, причастил. Глядя на эту больную, и я, грешный, не обнаружил признаков грозных предзнаменований. Удивился, что отец Кирилл так торопил меня. Внешне больная была похожа на благополучную женщину, выглядевшую намного лучше, чем ее соседки по палате. Через два дня она неожиданно для всех умерла. Как узнал старец, что ей остались последние дни жизни? И до этого – как он почувствовал, что нужно выйти из палаты в коридор, что он нужен, необходим матери и ее умирающей дочери?»

Во время очередной болезни отец Кирилл оказался в одной палате с писателем Юрием Казаковым, автором многих замечательно умных и проникновенных рассказов. О чем они говорили, доподлинно неизвестно, но впоследствии отец Кирилл освятил дом писателя в Абрамцево, а в черновиках Казакова, на первых страницах рассказов, появились молитвенные обращения к Господу с просьбой о помощи и поддержке в творчестве.

Вершиной жизненного подвига архимандрита Кирилла, страдальческим и светлым его венцом стали последние четырнадцать лет его жизни. 4 декабря 2003 года он перенес инсульт, который практически лишил старца возможности двигаться и общаться с внешним миром. Перед тем, как окончательно потерять речь, он успел сказать своей келейнице, монахине Евфимии (Аксаментовой): «Ничего не бойся… Слава Богу за все…»

Свой последний крест батюшка пронес достойно, безропотно и мужественно. Сам нуждающийся в утешении, он старался поддержать своих близких, по возможности заботился об окружающих. Ему говорили: «Терпи, солдат». – «Солдат? Это хорошо. Это правильно», – отвечал отец Кирилл, когда еще мог немного говорить, и одобряюще улыбался», – рассказывает монахиня Евфимия. В другой раз у отца Кирилла спросили: «Ну, как вы, батюшка, не унываете?» Он, находясь в тяжелом состоянии, ответил только: «А зачем?»

Келейница батюшки вспоминает: «Братский духовник, он всегда оставался трезвым, рачительным, подчас и взыскательным отцом, обладая в то же время даром какой-то воистину материнской нежности по отношению к людям. Не случайно так долго не могли мы привыкнуть к тому, что тяжелая болезнь отняла у нас возможность согреться под его ласковым взглядом, услышать его всегда взвешенное и сердечное слово, почувствовать снова и снова, как его добрая рука накрывает наши смятенные головы епитрахилью, а тихий голос неспешно произносит разрешительную.

Тяжелые недуги, как правило, обнажают не самые приглядные стороны человеческой личности, но в случае с отцом Кириллом они оказались бессильны отыскать в нем хоть какой-то изъян. Он не спешил покидать нас – он принял свою болезнь как новое служение и как послушный монах продолжал нести возложенный на него крест.

Мы так и не услышали от батюшки ни слова ропота, ни стона саможаления. Покуда у него еще были силы, он подбадривал нас доброй шуткой и, как мог, выражал заботу о тех, кто ухаживал за ним. Его жизнь текла в простоте, любви к людям и преданности Христу.

Своей изнурительной, затянувшейся на долгие годы болезнью отец Кирилл подготавливал нас к своему уходу – слишком уж все мы нуждались в батюшке, слишком льнули к нему душою, чтобы лишиться его в одночасье. Знакомые врачи давно и серьезно предупреждали: здоровье его на пределе, на тоненьком, едва трепещущем волоске, еще немного – оборвется непоправимо. И в последние год-два перед инсультом это становилось все очевиднее: резко снизился слух, движения его, не суетливые, но всегда стремительные и легкие, сменились на более медлительные, осторожные. Он сильно ссутулился, а взгляд… Этот усталый взгляд, оставаясь неизменно доброжелательным и щедрым на ласку, все более казался сосредоточенным на чем-то своем, внутреннем – вневременном. Не привыкший показывать ни своих состояний, ни тем более духовных переживаний, батюшка все чаще не мог сдержать слез на правиле. Да и само правило – классические три канона с акафистом – уже перестал читать во время вечерней прогулки, как было заведено в Переделкине, а просил прочтения келейного – легче собрать внимание. Внимание… Мобилизуясь в клети своего сердца, он словно готовился к чему-то очень важному, ответственному.

Несовместимый с жизнью инсульт – таков был приговор медиков. Изрядно промерзшие во фронтовых окопах легкие должны были сыграть роковую роль в угасающей жизни старца. Так обычно и бывает – прикованный к постели человек если и живет еще какое-то время, то ровно до той поры, пока не дадут сбой его легкие, нуждающиеся в движении, – это и подводит последнюю черту. Но его ситуация не стала «обычной». Как не был «обычен» в своей премудрой простоте он сам.

Он принял свои последние испытания болезнью с благородной покорностью и лишь сказал нам ободряюще: «Делайте то, что велят врачи». Больше он никак не комментировал происходящее – только безмолвно повиновался и терпел. А терпеть было что: бесконечные капельницы, процедуры, врачебные обходы, хлопоты медсестер и наши хлопоты, имевшие целью обеспечить правильное питание, уберечь от коварных пролежней, соблюсти нормы гигиены...

Временами эти первые восемь месяцев (часто – в отделении реанимации) казались пыткой. Напряжены и взволнованы были все – и медики, и лаврская братия, и мы, сестры, хлопочущие у его кроватки, и просто люди, переживающие за своего дорогого наставника за воротами больницы. Ведь смерть действительно стояла рядом, буквально дышала в затылок. Но спасала эту крайне напряженную ситуацию, думается, вовсе не наша любовь к батюшке, а именно его большая любовь. Прежде всего – любовь и преданность Христу, которая давала отцу Кириллу силы принимать все как от Божией руки, любить и жалеть всех нас.

Нам же служила огромным подспорьем в те первые, труднейшие времена его кротость, какое-то глубинное целомудрие во всем. Он ни разу ни в чем не попрекнул нас, не выразил раздраженного недовольства. Как-то мы даже сами попросили его быть менее сдержанным и дать волю эмоциям, если это способно обеспечить ему вполне объяснимое человеческое удовлетворение. «Но как же вы? – недоуменно возразил батюшка, – ведь вы не железные!»

Он совсем не думал о себе, он просто не умел этого делать. Он доверял Богу, Который силен и Сам управить ситуацию в нужное русло, вразумить и всех нас, тем более что каждому человеку нужен свой срок для понимания многих вещей.

Как-то мы стали свидетелями… Батюшка говорил самому себе, не подозревая о слушателях рядом: «Смириться, смириться, надо смириться до конца».

Один из лечащих врачей отца Кирилла, профессор-кардиолог, доктор медицинских наук А.В. Недоступ рассказывал: «Однажды был такой случай – это я слышал от матушки Евфимии, которая в ту ночь дежурила в больнице у постели отца Кирилла. Она сидела в уголочке и беззвучно, как ей казалось, плакала – от жалости, от боли. Ночь была темная, в комнате горела только лампадка, ничего было не видно, а батюшка к тому моменту уже практически ослеп, и слух у него был очень слабый. И вдруг он отчетливо, громко сказал: «Не отчаиваться!» Отец Кирилл все видел своим внутренним взором... Великий человек!»

Страдания, их смысл, их причина всегда остаются тайной Божественного Промысла, тем более когда речь идет о страданиях праведника. И все же для многих последние годы архимандрита Кирилла стали очевидным свидетельством силы Божией, совершающейся в немощи. Паломники, посещающие прикованного к одру болезни старца, прикасались к таинству благого наполненного молчания – таинству будущего века. Греческий епископ, навестивший батюшку, сказал: «Архимандрит Кирилл ныне распинается на страдальческом кресте – один за всю Россию».

Поскольку болезнь батюшки была долгой, спросили влиятельного представителя церковной иерархии: «Может, назначить для братии Лавры вместо больного архимандрита Кирилла другого духовника?» Тот категорически отверг такую возможность: «Хоть он и на одре болезни, но мы все находимся у него в сердце».

Архимандрит Кирилл отошел ко Господу 20 февраля 2017 года. Для православных этот день стал не только днем печали, но и малой Пасхой.

Отец Кирилл на одре болезни

Ко Господу ушел праведник, абсолютный и беспрекословный авторитет. Он остался практически единственным современным старцем, спасавшимся в молитвенной тишине, избежавшим критики как церковных, так и далеких от Церкви людей, вокруг его имени не возникало ни скандалов, ни сплетен, ни клеветы. Его духовный облик был столь высок, что оказался недосягаем для мелочного людского празднословия.

Почему именно он стал «всероссийским духовником»? Лучшим ответом можно считать слова келейницы старца: «Это были уроки настоящей жизни. Жизни, в которой отвергалось любое самовыпячивание и любое притязание на значительность – подлинная духовность всегда в скромности, в тихости, в смирении… Жизни, которая сама впускает в себя свет преображения, стоит только сделать свой первый шаг навстречу Евангелию. Ведь жизнь и есть одно непрекращающееся каждодневное чудо!

Оторванные от родных обителей, мы видели рядом старца-монаха: наблюдали, как почтительно он ведет себя с людьми; как молится, не выделяясь среди других; как трепетно хранит мир и терпит чужие недостатки; как проявляет покорность и смирение, какие не встретишь у иных послушников… Он не много учил и не много назидал – он просто жил по-евангельски».

Источник: Монастырский вестник, № 3 [47] 2018.