Проказа духовная. Беседа в неделю 29-ю по Пятидесятнице

Ныне чтенное Евангелие вы, братия, часто слышите в храме. Оно читается на благодарственных молебнах. В нем говорится об исцелении Иисусом Христом десяти прокаженных мужей. Остановим свое внима­ние на свойствах той болезни, от которой исцелил Иисус Христос прокаженных.

Что такое проказа? Болезнь эта — самая злая и страшная из всех болезней на востоке. У заболевшего проказой тело покрывается ранами и гнойными струпьями. Лицо пухнет, глаза делаются мутными, из них постоянно текут слезы, дыхание становится зловонным, голос делается сиплым и слабым, волосы на голове вылезают. Члены тела: нос, уши, пальцы — постепенно отваливаются. К довершению несчастья жить этим страдальцам с родными нельзя, так как болезнь заразительная. Лишь только кто заболеет проказой, он оставляет дом, своих родных, город или селение, в котором жил, уходит в гору, в места пустынные, ненаселенные и там в одиночестве влачит свою несчастную жизнь. Иног­да, впрочем, таких несчастных собиралось много, и они тогда жили вместе. Такие-то несчастные, десять человек, встречают Иисуса Христа и умоляют Его о помиловании. И Он исцелил [их] одним взором Своим.

Благодарение Богу! Ныне [почти] нет страждущих подобной бо­лезнью. Но если бы и была такая болезнь, если бывают и есть множество болезней не менее тяжких и ужасных, все это ничто в сравнении с бо­лезнями, отягощающими нашу душу. Таковы пороки и страсти грехов­ные. Вот о каких болезнях нужно плакать день и ночь, вот от чего нуж­но всеми силами стараться освободиться. Что может быть несчастнее души, живущей во грехах? Болезни телесные имеют конец и кончаются со смертью человека. Во второе пришествие Христово это немощное, бо­лезненное тело наше, по гласу трубы архангела соединившись с душой, будет телом безболезненным, храминой души, никогда не разрушаю­щейся и не изменяющейся. Болезни телесные часто служат на пользу душе: душа болезнями тела обучается терпению, покорности воле Божией, очищается, возвышается душевными, с грехом не - то. Если благодать Божия не очистит от него душу, он прильнет к душе так, что целые тысячелетия пройдут, а он все будет лежать на ней. Предстанет с ним душа на Суд Божий; и целые века, бесконечные века грех будет препятствовать ей зреть Бога и святых Его, целые века будет все дальше и дальше влечь ее от Бога, все глубже и глубже низвергать ко дну адову. Ах, как нужно нам бояться греха! Так бояться, как боятся язвы губительной, как зверя хищного, как яда смертоносного. Ужасен грех, страшно заразиться им! Но еще страшнее любить его, с услажде­нием творить его и оставаться неисправленным, не желать этого исправления, не приносить искреннего покаяния, словом, быть ожесточенным, нераскаянным грешником.

Братия! Будем чаще вглядываться в состояние души своей, будем чаще поставлять себя пред зеркалом слова Божия, будем будить свою со­весть, чтобы она сказала нам, как мы живем, куда мы идем, не напрасно ли только носим имя христианин? Не перешли ли давным-давно на сто­рону врага Его? Не гордость ли с тщеславием, не корыстолюбие ли со сластолюбием живут в нас и управляют жизнью нашей? Не порабощена ли наша душа плотским и чувственным? Не погружена ли вся в одно земное, настоящее и суетное? Что, если так? Ведь это значит, [что] душа наша — в проказе, ее состояние самое несчастное. Но не придем в уны­ние, если усмотрим что-либо подобное: у нас есть Врач всемогущий и милосердный, Тот Самый, Который одним взором Своим исцелил десять прокаженных. Итак, со смиренным сердцем, с каковым и эти несчаст­ные предстали пред Христом, стали издалека, с тем же сознанием своей нечистоты воззовем и мы из глубины душевной к Нему, и будем умолять Его о помиловании, и будем уверены — наш вопль будет услышан и исцеление, полное исцеление от проказы душевной будет наградой за наше смирение.

Но как грустно, что беспечные грешники весьма мало внимания об­ращают на греховное состояние души своей и на делаемые им внушения касательно исправления жизни. Вот, например, начинают им угрожать прещением и наказанием Божиим в будущей жизни — они обыкновенно говорят: «Успеем еще покаяться!» Или: «Ну да, там еще что будет! Ник­то оттуда не приходил сюда, и никто потому и не знает, что будет там». Нерадящие о своем спасении! Сам единородный Сын Божий возвестил, что нераскаянным, то есть зараженным духовной проказой, там будет худо. «Идите, — говорит Он им, — от Мене, проклятии, во огнь веч­ный, уготованный диаволу и аггелом его, — и подтверждает: — Небо и земля мимоидет, словеса же Моя не мимоидут» (Мф. 25, 41; 24, 35). И что действительно слова Его верны, то вот вам на сие доказательство.

У некоторого игумена под руководством в монастыре было двадцать иноков. Один из них был очень ленив: не соблюдал постов, неумеренно пил и особенно был невоздержан на язык. Старец игумен постоянно уго­варивал его, чтобы исправился, и даже умолял об этом. «Брат, — гово­рил он ему, — позаботься о твоей душе: ведь ты не бессмертный, а по­тому и муки не миновать тебе, если не опомнишься». Инок же напере­кор шел старцу, нимало не обращал внимания на его слова и в таком небрежении скончался. Сильно загрустил сострадательный старец о душе инока и стал молиться. «Господи Иисусе Христе, истинный Боже наш, — говорил он между прочим, — покажи мне, где теперь душа инока?» И часто просил он об этом Бога, и наконец, услышан был. Од­нажды напал на него какой-то ужас, и увидел он реку огненную и мно­жество людей в ней, опаляемых огнем и громко стонавших. К величай­шему огорчению, между этими страждущими он увидел и умершего в небрежении ученика своего, находившегося по самую выю в пламени. «Не ради ли того, чтобы ты избежал этой муки, я умолял тебя, — воскликнул тогда игумен, — чтобы ты хоть сколько-нибудь попекся о ду­ше твоей, чадо мое? Видишь ли теперь, до чего ты довел себя?» — «О отче, — отвечал инок, — слава Богу и за то еще, что по твоим молитвам получила отраду хотя голова моя!» Сим видение кончилось.

Итак, не ласкайте себя, нерадивые грешники, души, зараженные гре­хом — духовной проказой, суетной надеждой ненаказанности и опомни­тесь. Искренно покайтесь в своих грехах, очиститесь от духовной про­казы и с твердой решимостью вступите на путь спасения. Иначе, не забудьте, придет время, и, может быть, оно уже близко к вам, когда, подобно евангельскому богачу, будете вопить: «Отче Аврааме, помилуй мя и поели Лазаря, да омочит конец перста своего в воде и устудит язык мой, яко стражду во пламени сем» (Лк. 16, 24). Но тогда уже поздно будет. И этой малой милости, пожалуй, не дадут вам. Ибо там между праведными и грешными пропасть велика утвердися и ни от пер­вых к последним, ни от последних к первым не переходят. Пропасть эта образуется чрез грех.

Други мои, грех — эта духовная проказа — есть великое зло, и много зла от него происходит. Грех светлого ангела обратил в темного сатану и низринул с небес. Грех Адама изгнал из рая и навел проклятие и смерть на весь род человеческий. Грехи, умножившиеся между людьми первого мира, покрыли водами потопными бесчисленное множество на­рода. Скверные грехи истребили огнем Содом, Гоморру и соседние с ни­ми города. Грехи многими казнями поразили Египет и погрузили в море фараона со всем его воинством. За грехи не вошли в обетованную землю, а скончались в пустыне всё те израильтяне, которых Бог извел из Егип­та. Грехи самую землю под Дафаном и Авироном разверзли до ада лю­дей обращали в скотов, как Навуходоносорам и в столбы бесчувственные, как Лотову жену, и [грехи] никогда нйкого не щадили, а напротив, вся­кому грешнику готовили от Бога суд и наказание. Грехи человеческие пригвоздиили ко кресто и. Самого ни в чем не повинного, праведного й святейшего Сына Божия, Иже греха не сотвори, ни обреется лесть во устах Его (1 Пет. 2, 22); Пощадят ли они какого-нибудь грешника? Тяжкие грехи низвергли с престолов сильных земли, разоряли царства, разрушали города, уничтожали стройные полки войск, опустошали целые страны, да и ныне делают то же самое..! О, как жесток всякий грех! Хорошо увещевает Писание: «Якоже от лица змиина, б ежи от греха: еще бо приступиши к нему, угрызнет тя» (Сир. 21, 2). Нет в поднебес­ной зла злее гpexa. Будет ли болезнь или какая напасть, нищета или гонение, беда или злострадание, все это еще не столь великое зло, как смертный грех. Святитель Иоанн Златоуст говорит: «Что такое болезнь? Что слепота? Все это ничто; вот величайшее зло — это грех, это духов­ная проказа!»

Почему же все скорби и беды в мире — ничто противу греха? Да потому, что все это временное, а грех готовит муку вечную. Если даже и будет он прощен, то все же останется в памяти самого согрешившего навсегда. Как рана на теле хотя бы и была исцелена, но оставляет знак, так и в душе согрешившей и получившей прощение от милосердия Божия, хотя она и будет обитать в Царствии Небесном, однако же в ней останется воспоминание о грехе как знак бывшей раны. И человек, сознавая неизреченное Божие к нему милосердие, вместе с тем будет со­знавать и то, в чем было оказано ему сие милосердие: вот Бог простил ему великий его грех, да еще не один, а многие грехи. Представляя себе милосердие Божие, человек будет представлять и те дела, которыми он прогневал во временной жизни своей столь всеблагого и милосердного Господа. Итак, всякий грех, раз сделанный, хотя уже и прощенный, й покрытый забвением в очах милосердного и непамятозлобивого Бога, у самого соделавшего сей грех будет всегда в памяти. Правда, у пророка Иезекииля сказано: егда беззаконник возвратится от беззаконий сво­их... ecu греси его, яже согреши, не помянутся (Иез. 33, 19, 16), но не помянутся они только в том смысле, что [согрешивший] не будет подле­жать обличению и казни, ибо что раз прощено, то прощено навсегда. Но воспоминание о них не изгладится, ибо и Бог все прошедшее помнит и будет помнить вечно, и человек все соделанное им не забудет никогда. Да и как он будет знать все величие милосердия Божия, если не будет помнить всей тяжести грехов своих? За то-то он и будет во веки веков славить и благодарить Бога, что Бог простил ему столько тяжких грехов и беззаконий.

Да, грех есть зло бесконечное; он не только будет вечно мучителен для нераскаянных грешников во аде, но и покаявшимся, и удостоив­шимся прощения, й сподобившимся веселия в Царствии Божеем вместе с праведными будет памятен. Хотя и не для того, чтобы служить для них обличением и стыдом, а для большего прославления Божия мило­сердия, но все же, говорю, будет памятен! Преподобный Дорофей говорит о сем так: «Души помнят все, что было здесь, как говорят отцы: и слова, и дела, и помышления — и ничего из этого не могут забыть тогда». А ска­занное в псалме, что в той день погибнут вся помышления их (Пс. 145, 4), говорится о помышлениях века сего, то есть о строении, имуществе* родителях, детях и всяком даянии и получении. Все сие вместе с тем, как душа выходит из тела, погибает (для нее), и из всего этого она тогда ни о чем не вспоминает и не заботится. А что она сделала относительно добродетели или страсти, все это помнит по выходе из тела, и притом еще лучше и яснее, как освободившаяся от земного сего тела. Некогда мы о сем говорили с одним великим старцем, и старец сказал, что душа по выходе из тела помнит страсти и грехи, которые она исполняла, и лиц, с коими совершала их. А я говорил ему: «Может быть, это и не так, но, конечно, она будет иметь злой навык, полученный ею ко греху, и будет вспоминать о нем». Мы долго спорили об этом предмете, желая уяснить его, но старец не соглашался со мной, говоря, что душа помнит и самый вид греха, и самое место, и то самое лицо, с которым согреши­ла. Отсюда ясно, что и по кончине человек вечно будет помнить грехи свои. Разве в том будет разница, что осужденный грешник будет в муке вечной вспоминать свои грехи на большее мучение своей совести, а тот, кто получит милость Божию, будет их помнить на большее прославле­ние милосердия Божия, которым прощены ему грехи. Чем больше царь щадит провинившихся пред ним, оказывая им милосердие и прощая их, тем более прославляются его милосердие, кротость и незлобие. И чем более врач проявляет свое, искусство в излечении неизлечимых болез­ней, тем более славится его опытность. Так и Божие милосердие будет тем более прославлено во веки веков, чем Дольше будет видимо в Царст­ве Небесном грешников помилованных, прощенных, от ран греховных исцеленных, очищенных и к праведным причтенных.

Духовная язва, или грех, — это такое великое зло, за которое человек сам собой, без содействия милосердия Божия, никогда не может совер­шенно удовлетворить правде Божией, хотя бы он прожил и тысячу лет и все эти годы провел в трудах покаяния, в посте, в молитвах и слезах. «Если бы, — говорит Иоанн Лествичник, — грешник заставил всю все­ленную плакать о себе, если б он весь Иордан в слезы претворил и кап­лями от очей своих извел, если б и тысячью смертей за Христа постра­дал, и тогда не может он сам собой уплатить долга за грехи свои, ибо не может же кровь его сравниться с кровью Сына Божия, за нас пострадав­шего» . Один грех Адама был столь тяжек, что его не могли искупить все слезы праотцов, вся кровь пророков, невинно пролитая. Нужно было, чтобы Сам Сын Божий сошел с неба, воплотился, пострадал и Своей кровью уплатил долг правосудию Божию за грех человеческий. Что же нам делать не с одним, а с бесчисленным множеством тяжких грехов наших? Что принесем Богу за них? Чем расплатимся, если не взыщем Божия милосердия? Но если и будем искать сего милосердия, мы не найдем [его], если прежде не расстанемся со своими грехами, ибо невоз­можно, согрешая, умилостивить Бога!

Грех, или духовная проказа, — такое великое зло, что он не только губит самого согрешающего, но и других, не повинных в грехе, подвер­гает бедам. Духовная проказа распространяется чрез обращение и разговоры с больными духовной проказой. Как многих немощных в вере может отклонить от добра один злой развращенный человек! Замеча­тельно, что от телесной проказы [мы] бежим, отклоняем друг друга от опасности, а от проказы духовной не только не думаем уклоняться, но даже ищем и находим в ней удовольствие. У иных несчастных людей греховная проказа развивается до такой степени, что они начинают да­же хвалиться своими беззакониями.

Один молодой человек, богатый имением, но пустой по уму и жалкий по непорядочному образу жизни, имел, однако же, притязания на имя человека образованного. Он имел также несчастную привычку глумить­ся над предметами священными и не отставал от кощунства, несмотря на предостережения людей бог мыслящих и даже некоторых товарищей из своего круга. Сверх же того, чуждаясь женитьбы, хотя имел все способы вести порядочную семейную жизнь, он держал у себя наложницу, и, когда желавшие обратить его к лучшему образу жизни представляли ему в настоящем свете его поведение и указывали на закон Божий и Божий суд за жизнь непотребную, он, по обычаю, обращал все в смех и говорил, что следует закону природы, нимало не противному разуму, и прочее.

Однажды во время продолжительной ночной пирушки в его доме под­гулявшие товарищи нагло шутили над многим, пред чем люди благочес­тивые обязаны благоговеть. Хозяин был вожатым на пути нечестия и, прощаясь с гостями, сказал им, смеясь: «Теперь не беспокойтесь, Бог не помешает моим удовольствиям, Темнота ночная покроет все. Прощайте, друзья».

Жалкий слепец как бы вызывал на месть Бога, над величеством Ко­торого глумился. Он не знал, потому что, может быть, и в детстве не слышал, что очи Господни тмами тем крат светлейшии солнца суть (Сир. 23, 27). На всяцем месте очи Господни сматряют злыя же и благия (Притч. 15, 3).

Беззаконник лег спать, и вдали начали раздаваться раскаты грома. Несчастный слепец и тут изрыгнул кощунственное слово. Гроза прибли­зилась, и вдруг при страшном треске грома спальня его заливается мо­рем огня и потом — мертвая тишина. Богохульник — без движения. Не умер ли он? Нет. Милосердие Божие оставило его в живых для покая­ния и, быть может, для показания друзьям, его знавшим, его суетность, сколь ничтожен нечестивец пред лицом и судом Божиим, ибо оказалось, что доселе многоглаголивый, гордый своим бездушием, он почти ли­шился языка, стал заикаться и картавить так, что едва можно было понимать его; сверх же того, правый глаз его искосился до безобразия, так что, бедный, должен был скрывать свое несчастье почти в домашнем затворе.

Счастлив еще он, что благодать Божия оставила его в живых, ожи­дая его покаяния и исправления. Страшно и подумать, что принесла бы ему внезапная смерть среди греха этой духовной проказы и нечестия в сердце...

«Итак, други мои, нет ничего безрассуднее греха, — говорит святи­тель Иоанн Златоуст, — нет ничего глупее его и безобразнее. Если бы какой живописец захотел изобразить его, то, мне кажется, — продолжа­ет святитель; он не погрешил бы, изобразив его под видом звероподоб­ной, дышащей огнем, отвратительной черной ехидны...» Но касаяйся смоле и сам очернится, говорит Священное Писание (Сир. 13, 1), а по­тому и человек, во грехе пребывающий, носит на себе нечистоту грехов­ную, и эта нечистота так помрачает богоподобный образ души его, что для людей, имеющих духовные очи* просвещенных благодатью, даже внешний вид грешника представляется мрачным, темным, нечистым.

Вот что читаем мы в житии преподобного Нифонта, епископа Констанции Кипрской. [1] В молодости своей он вел такую порочную жизнь, что и других соблазнял своим дурным поведением. «Горе тебе, Нифонт, — говорил ему один добрый человек, — ты живешь только телом, а душой давно умер, й только тень твоя ходит пред людьми!» Но в детстве он был скромным мальчиком, любил церковь Божию и отличался кротким нра­вом. И вот Господь восхотел обратить его на путь покаяния. Был у него друг, по имени Никодим. Раз Нифонт приходит к нему, но друг как бы не узнает его. «Что ты смотришь на меня, как будто на незнакомого человека?»— спрашивает его Нифонт. «Поверь мне, брат мой, — отве­чал Никодим, — я никогда не видел' тебя таким черным; ужасно отвра­тительным, как теперь: лицо у тебя ® точно у безобразного эфиопа».

Устрашился Нифонт, ему стыдно стало за свои грехи, он закрыл лицо своей рукой и задумчиво-печальный пошел от друга домой.;¹; «Горе мне, грешнику! — так размышлял он дорогой. — Если я здесь, в этом мире, так мрачен, ужасен душой и телом, то каким же явлюсь на Страшный Суд Божий? Как предстану пресветлому лицу Божию? Горе мне, безза­конному! Где ты, душа моя?.. Горе мне, горе! Что мне делать? Могу ли я спастись?..» Так размышлял юношами, и это размышление было нача­лом его покаяния и обращения к Богу. А когда человек очистит себя покаянием, тогда душа его просветляется и ей возвращается та богопо­добная красота, с какой вышел первозданный человек из рук своего Создателя Бога.

согрешишь. Мы не ангелы бесплотные, мы люди грешные, слабые; Бог ведь знает наши немощи и не осудит нас». Такими рассуждениями мы стараемся заглушить в себе голос совести — судии неподкупного — и обманываем себя и других, думая оправдаться тем пред судом правды Божией! Совсем другое дело, когда мы видим других согрешающих. О, тогда мы являемся строгими ревнителями закона Божия и беспощадны­ми обличителями неправды людской; тогда мы восстаем против греха со всей ревностью и судим согрешившего строже суда Божия. Бог еще ща­дит грешника, ожидая его покаяния, а мы уже выставляем его на позор людской и — что греха таить? — иногда, под видом сожаления, с тай­ным каким-то злорадством указываем на его грехи. И вот этот несчаст­ный грешник, который, может быть, и согрешил-то только по неведе­нию по увлечению, по недостатку опытности духовной, а иногда и потому, что мы же его натолкнули как-нибудь на грех, - этот, говорю, грешник, не видя к себе ни в ком участия, примечая, как все от него отвращаются с холодным презрением, падает духом и начинает все глуб­же и глубже втягиваться в смрадную тину греха и доходит, наконец, до мрачного отчаяния: все равно-де уж погибать — прежнего не воротишь! А кто знает? Если бы после первого его падения отнеслись к нему с состраданием, покрыли бы его грех любовью, подали бы ему руку помо­щи, помогли бы ему встать — кто знает, — может быть, он встал бы и опять стал бы добрым человеком, да еще получше нас, черствых сердцем и холодных душой самолюбцев!.. Много может любовь христианская, много бывало примеров, когда братская беззаветная любовь извлекала несчастных грешников из пропасти греха и обращала на спасительный путь покаяния. Вот что рассказывается в Прологе.