О истине и прелести, или О воле Божией и своей

Митрополит Вениамин (Федченков)

Из святого Максима Кавсокаливита

I. Признаки прелести и истины

Святой Максим Кавсокаливит, названный так оттого, что «сжигал келлии», в коих он жил короткое время, был величайшим подвижником, о коих мир, однако, не знает. Он был современником другого великого отца — святого Григория Синаита. Жили оба в XIII и XIV вв. От него осталась беседа с святым Григорием о прелести и о благодати.

Когда святого Максима святой Григорий спросил о молитве и тот разъяснил ему, то Григорий спросил: не «заблуждение» ли это?

«Признаки заблуждения, отвечал на это великий Максим, и признаки благодатных действий не одно и то же.

Лукавый дух заблуждения действует не так: он производит в душе движения смешанные (неясное слово: то есть путаные, противоречивые); ум становится мрачен (тоже неясно: невесел или же неразумен); сердце окаменевает, следствием чего и бывает: боязнь и страх, высокое о себе мнение (вот это сильный признак), пренебрежение к другим (как вывод из предыдущего — уничтожение других); волнение мысли неприязненными чувствами в отношении ко всем (неужели «всех»?), — что и в самых беседах человека обнаруживает опасное положение мечтательного ума и враждебного сердца. Такой человек, сам замечая в себе действие неприязни, смущается. В нем хотя и не может быть истинного смирения и молитвенной слезы, однако же он, в тщеславии своем, хвалится собственными подвигами, так что наконец доходит до помешательства и совершенно погибает (как страшно! как опасно!). Такого несчастья да избавит нас Господь твоими молитвами!

Прп. Максим. Фреска. Афон (Дионисиат). 1547 г.

Между тем признаки благодати следующие: Дух Святой, осеняя ум, совершенно хранит его и все чувства от развлечения и рассеянности (сосредоточенности нет — при прелести: собранность — при благодати), и потом, приводя на память человеку смертный час, грехи его и вечные за них наказания, и невольно погружает его в смиренное о себе мнение (вот истинные признаки благодати), трогает и доводит до слез и плача. И, чем более таким образом действует на человека благодать, тем совершеннее смиряет его и в этом смирении утешает его вместе (но истинное смирение не вводит в уныние, а и утешает! Важно!) чрезмерным человеколюбием Господа, Который пострадал за него. Вследствие же сего, ум, погружаясь в таинства созерцания и Божественных видений, относит все это не к собственным своим силам и подвигам, а к всемогуществу, к силе Бога, и сердце в тишине (тишина — вопреки мятежности прелести) производит плоды Святого Духа: радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, и оплот всех сих плодов — БОЖЕСТВЕННОЕ СМИРЕНИЕ (оплот — смирение. Без этого все прочее — сомнительно). От этого душа человека чувствует неизреченное веселие».

Таковы признаки прелести и благодати.

Когда все это прочитаешь, то невольно приходишь к мысли о себе, что я в прелести. В самом деле: мнение о себе несомненно высокое, разбросанность душевная, мечтательность о больших подвигах при очевидно слабых силах, иногда страх, а иногда стремительная самоуверенность. Даже тяжело и писать об этом. Одно лишь утешает, что хоть по временам вижу свое убожество...

Но, несмотря на явные признаки прелести, не всякий может различить ее, и, наоборот, благодатное состояние можно принять за прелесть. Это видно из жития самого же Максима Кавсокаливита.

Он отправился к одному старцу, уединенно спасавшемуся в месте, именуемом Кармил, и открыл ему о своих видениях. Старец, сколько строгий в подвижничестве, столько же и недоверчивый к опытам проявления мира духовного, выслушав исповедь его, положительно заметил и передавал впоследствии другим, что Максим обманут мечтами демонскими, отчего и стали с того времени называть его прельщенным, боясь всякого с ним общения и сношений касательно иноческой жизни.

Вместо того чтобы огорчиться таким пренебрежением к нему и недоверчивостью, преподобный Максим радовался и приписываемое ему заблуждение обратил в собственную пользу: под видом прелести и гордости скрывая дивные свои подвиги, всеобщим презрением подавлял в себе неприязненное чувство самомнения и глубоко укоренял в своей мысли и сердце — смиренномудрие. А чтобы лучше утвердить общую молву между святогорцами касательно своего юродства, он избрал себе странный род жизни: не обитал на одном месте, но как юродивый или помешанный переходил с места на место и сжигал после себя построенные им каливы, — отчего и прозвали его Кавсокаливитом.

...Не просто это различить. Нужно бы еще о прелести выписать из святых отцов, особо из 5 тома Добротолюбия.

Но утешает (облегчает) меня то, что я хоть сознаю свою немощность и многолетнее обольщение мнением о себе. В сем — надежда на исправление.

_____________

Даже и те, которые дивились его жизни, зная его чрезвычайные лишения и скорби, смотрели на него с предубеждением, тогда как он достиг уже высоты и совершенства созерцательной жизни, подобно древним великим отцам — Антонию и Павлу Фивейскому, Петру и Афанасию Афонским, сиял благодатию Святого Духа и удостаивался тайн откровения и видений Божественных.

II. Видения его

Здесь достаточно рассказать хотя бы о видениях ему Божией Матери «за особенное благоговение» его «к Ней».

«В Неделю Святых Отец, бывающую после Божественного Вознесения, является ему Богоматерь, имея в объятьях младенствующего Господа, и говорит: — Следуй за мною, Мой избранный, на самую вершину Афона, чтобы там, по желанию твоему, принять благодать Святаго Духа!

Видя два и три раза это Божественное явление, он оставил великую лавру (св. Афанасия, где был послушником на клиросе) и по истечении недели взошел на вершину горы, в субботу Пятидесятницы, где и провел, в обществе прочих братий, всю ночь без сна. А после еще остался на трое суток».

Здесь снова «является ему, окруженная множеством небесных сил и осияваемая небесною славою, Царица всей твари, держа на руках Сына Своего, младенствующего Господа. Пораженный видением Божественного света и явлением, Максим, однако же, не вдруг увлекся чувством доверия, ибо знал, что и сатана принимает на себя вид ангела светла. Но прежде обратился к молитве; и потом, уверившись, что-то не был демонский обман, а истинное явление Богоматери, в неизреченной радости поклонился Ей и Господу и воскликнул:

— Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою! — и прочее, тому подобное.

Когда Господь благословил его, Всесвятая рекла:

— Приими, избранник Мой, власть на демонов и поселись в подгории, ибо на это есть воля Сына Моего, чтобы ты, возвысившись в подвигах, и для других был путеводителем на пути спасения их».

После этого, в подкрепление ослабевших его сил, дан был ему и хлеб небесный. Потом послышалось ангельское пение, окружил его Божественный свет, и Богоматерь, в виду его, вознеслась на небеса.

Видение это, Божественный свет и благоухание, разлившееся над вершиной горы, так усладили и восхитили сердце преподобного, что он три дня и три ночи оставался еще там, в молитвенном подвиге и славословии Бога. После он снова поднимался на верх горы и лобызал то место, на котором в неизреченной славе явилась ему Богоматерь. В невыразимой радости и веселии он рассказывал сам потом о сем.

И такого-то величайшего подвижника считали в прелести.

«Но не навсегда и он остался в таком положении: мало-помалу входя в общение с великими старцами Святой горы, он был наконец совершенно понят ими; так что вместо прежнего предубеждения они стали смотреть на него с благоговением и, удивляясь благодати Божией, действовавшей в устах его, нарекли его светилом своего времени».

III. Свидание его с Григорием Синаитом

Святой Григорий, слыша разные сведения о святом Максиме, очень желал видеть его и послал учеников своих искать его. Когда посланные сказали, что старец их Григорий приглашает его к себе для свидания, он встал и тогда же отправился с ними, запев псалом 120-й.

— Послушайте, братия, — сказал преподобный Максим своим спутникам, когда приблизились они к келлии Григория, — старец теперь, после молитвенного подвига и трудов покоится, успокоимся и мы.

Прп. Григорий Синаит

И с сими словами, оставив их, погрузился в пустынный лес, прослезился и запел: «Стопы моя направи по словеси Твоему, и да не обладает мною всякое беззаконие» (Пс. 118, 133). (Видимо, ограждал себя от возможных наветов от ожидаемого необычного общения.)

Наконец, преподобный Григорий и божественный Максим увиделись. Григорий приказал удалиться всем... И между прочим спросил святого Максима: занимается ли он умною молитвою?

— Прости меня, — отвечал с улыбкой тот, — я человек прельщенный.

— Оставь теперь это, — возразил Григорий, — и ради Господа, ради моей собственной пользы, скажи мне о делах твоих: я ищу не празднословия, а славы Божией.

Тогда Максим, убежденный именем Божиим, начал рассказывать ему о своей жизни, о Божественных видениях и с тем вместе — о демонских искушениях.

— Я, — говорил он, — имел великую веру к Госпоже моей Богоматери; плакивал пред Нею в моих молитвах, испрашивая благодать умной молитвы; и раз, вышедши по обыкновению в храм Ее, со слезами просил Ее об этом. Приступив для сего к Божественному Лику, чтоб облобызать его, я вдруг ощутил теплоту, которая, согревая сердце, приводила в движение все чувства (непонятно мне: все органы чувств — и обоняние, и слух и проч.? Вероятно! И у преподобного Серафима в беседе с Мотовиловым ощущалось и тепло, и радость и проч.) и волновала их сладостным умилением.

С тех пор ум и сердце мое постоянно заняты сладкою памятию моего Иисуса и Богоматери, и молитва сердечная остается постоянным моим занятием. Но — прости меня! (О молитве их беседа будет дальше написана.)

IV. Другие дивные знамения

Писатель его жития, проигумен Ватопедской обители Феофан, говорит:

— Призываю Бога во свидетели, что и сам я был очевидцем нескольких чудес его: раз, например, видел его перенесшимся по воздуху с одного места на другое; слышал, как преподобный пророчески предсказал мне, что я буду прежде игуменом, а потом Охридским митрополитом. Открыл мне даже и о страдальческих подвигах моих за Церковь. И все это исполнилось.

По смерти своей преподобный Максим являлся ему и исцелил его от смертной болезни.

Смотритель лаврской больницы святого Афанасия — Григорий с другим братом лавры, посетивши зимою каливу преподобного, увидели теплый хлеб необыкновенной чистоты и издающий столь чудное и обильное благоухание, что наполнилась им вся калива святого. Между тем, не нашедши в каливе даже и признаков того, чем зажигается огонь, и не видя никакого к ней следа, ибо тогда только что выпал свежий снег, они дивились этому явлению и изумлялись... Ясно, что это был хлеб небесный. Они припали к ногам преподобного и просили его сподобить и их этой небесной пищи. Святой с любовью уделил им половину небесного хлеба, обязав их, впрочем, никому не объявлять «до смерти». После они рассказывали об этом, «свидетельствуясь Богом».

Много было случаев прозорливости, исцелений. Один мирянин был одержим демоном несытости: ел за пятерых и... не насыщался. Приведшие его упали к ногам и просили исцеления ему. Святой, взяв сухарь и давая страждущему, сказал:

— Во имя Господа нашего Иисуса Христа вкушай не более этого сухаря; будь сыт и мирен!..

Несчастный исцелился, ушел в иночество и под руководством святого Максима достиг совершенства. 

Источник: Вениамин (Федченков), митр. Дневники. 1926-1948. – М.: Правило веры, 2008.