ВВЕДЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

Сказал безумец в сердце своем: «Нет Бога» (Пс. 13, 1). Спросите любого атеиста, хоть и самого ученого, как можно убедиться в правильности его веры в то, что будто бы Бога нет. Ничего разумного он на это сказать не сможет. Православие¹ же всем предоставляет возможность встретить и ощутить Бога в своей жизни. Для этого просто поверить еще недостаточно, поскольку и бесы веруют и трепещут (Иак. 2, 19), но необходимо победить страсти, стяжать смирение и другие добродетели, ибо только чистые сердцем... Бога узрят (Мф. 5, 8) и Господь гордым противится, смиренным же дает благодать (Притч. 3, 34. Иак. 4, 6. 1 Пет. 5, 5). Однако многострастные и грехолюбивые люди, разобщенные с благодатью и лишенные ее, всячески противоречат, не желая трудиться для стяжания добродетелей. Да и могут ли следовать Евангелию порабощенные удовольствиям и ищущие славы от людей?! Известно, что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими, и напротив, тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их (Мф. 7, 13–14). В духовной жизни необходимо употреблять усилия, ибо Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его (Мф. 11, 12). Стремящийся найти смысл содержания заповедей только через чтение или изучение, не выполняя их, подобен воображающему тень вместо истины. Преподобный Паисий Величковский говорит: «Верою, терпением, смирением и всяким образом воздержания и беспристрастия, более же добродетелями вооружившись, христианин, как некую крепость, осаждает Царство Небесное, чтобы завладеть им, хотя бы оно было неприступно»². Правильные (ортодоксальные) знания о духовном мире можно почерпнуть из творений святых отцов, которые принесли обильный плод праведности и тем засвидетельствовали истинность своих убеждений.

Один из сборников избранных творений древних подвижников, на основе которого написана эта книга, называется «Добротолюбие». Слово «добротолюбие» является калькой с греческого philokalia – любовь к прекрасному, возвышенному. Здесь имеется в виду прекрасный духовный мир, к которому стремится христианин, стяжая добродетели. Преподобный Григорий Синаит говорит, что началом и источником добродетелей является доброе намерение или желание прекрасного³. Жанр книги «Добротолюбие» тот же, что «антологии» (дословно «цветник», или «собрание, букет цветов»). Так названо много различных сборников избранных творений святых отцов и духовных писателей. Еще в IV веке святые Василий Великий и Григорий Богослов составили «Добротолюбие» из записей Оригена. Другой сборник такого рода, под названием «Philokalia ton niptikon kai askitikon», издан в Фессалониках в 1985 г. в 22-х томах.

Данная работа основана на славянском «Добротолюбии», прототипом которого послужил греческий сборник под названием «Philokalia ton ieron niptikon sineranisthisa para ton agion kai theoforon pateron imon en i| dia tis kata tin praxin kai theorian ithikis filosofias o nous kathairetai, fotizetai kai teleioutai». Его история вкратце такова. В 1777 г. святой архиепископ Коринфа Макарий (Нотар&аacute;с; 1731–1805) старательно искал в библиотеках афонских монастырей святоотеческие книги⁴. В обширной библиотеке знаменитого Ватопедского монастыря он нашел сокровище – древнюю рукописную книгу под названием «Philokalia», содержащую творения 36-ти святых отцов разных веков (IV– XIV) о соединении человека с Богом посредством внутреннего молитвенного делания. Она родилась в недрах афонского исихазма XIII–XV веков⁵. Видя, что эта книга содержит классику православной аскетики и многих может «умудрить во спасение», святой архиепископ Макарий сразу стал готовить ее к изданию. Его главным помощником был 28-летний монах Никодим, впоследствии преподобный Никодим Святогорец (1749–1809)⁶. Архиепископ дал ему послушание отредактировать и подготовить к изданию книгу «Philokalia». Преподобный Никодим работал в келлии недалеко от Кареи – административного центра Афона. Первые биографы преподобного Никодима, афонские монахи Евфимий и Онуфрий, знавшие его лично, сообщают, что он написал предисловие и краткие жизнеописания авторов. В предисловии преподобный Никодим подчеркивает ценность «Добротолюбия» и определяет его главное содержание как обучение практике «умной молитвы и внутреннего трезвения»⁷. В ней единомышленники и последователи преподобных Григория Синаита и Григория Паламы показали, что «возвещаемое ими учение об "умном делании", об умносердечной молитве как пути к осиянию "фаворским светом" и соединению с Богом не есть их новоизмышленное "мнение"... но представляет исконную живую традицию, никогда в Церкви не угасавшую и восходящую преемственно к самым ранним "отцам пустыни"»⁸. В 1782 г. «Philokalia» была напечатана в Венеции в двух частях единой пагинации. Издавалась книга на средства «почтеннейшего и благочестивейшего господина» Иоанна Маврогорд&аacute;та – представителя богатой аристократической семьи. Сборник переиздавался в Афинах в 1893 г. в расширенном виде, в двух томах, а затем, в 1957–1963 гг. и 1982–1992 гг., в пяти томах. Эта книга оказала большое влияние на духовную жизнь Греции и всего мира⁹.

Примерно на 30 лет раньше святого архиепископа Макария Коринфского преподобный Паисий Величковский (1722–1794) разыскивал в афонских монастырях творения святых отцов о внутренней духовной жизни. Первоначально он читал

книги только на славянском языке. Для покупки их он постоянно ограничивал себя в пище и одежде или переписывал книги от руки. Постепенно преподобный Паисий Величковский убедился, что некоторые места в славянских книгах совершенно неясны или не имеют даже грамматического смысла. Тогда он стал исправлять славянские книги по другим славянским книгам, но после многих неудачных попыток пришел к выводу, что неясности в славянских книгах связаны с двумя причинами. Первая – плохой перевод с древнегреческого языка на славянский, а вторая – ошибки плохих переписчиков. Поэтому преподобный Паисий задался целью найти греческие подлинники и по ним произвести исправление славянских переводов. Разыскивая необходимые книги, он долго нигде не находил их, поскольку в XVIII веке древнегреческий язык понимали только ученые люди и древние писания святых отцов пришли почти в полное забвение. Иногда «греки отчасти все же, быть может, лукавили перед русским собратом»¹⁰, не желая показывать ему свои библиотеки. Наконец после долгих поисков в скиту во имя святого Василия Великого, основанном иноками греческого происхождения из Кесарии Каппадокийской, преподобный Паисий обнаружил книги священномученика Петра Дамаскина, преподобного Григория Синаита, преподобного Симеона Нового Богослова, преподобного Исихия, блаженного Диадоха и других святых отцов, вошедшие впоследствии в славянское «Добротолюбие». Иноки этого скита изучили на Святой Горе древнегреческий язык и собрали книги из нескольких монастырей¹¹. Через два года после этой счастливой находки из-за препятствий со стороны турецких властей преподобный Паисий вынужден был оставить Афон и уехать в Молдовлахию (ныне территория Румынии). Инок, взявшийся переписывать для него святоотеческие книги, ко времени отъезда успел приготовить только некоторые из них. Поселившись в 1763 г. в Драгомирне, в монастыре Святого Духа, преподобный Паисий Величковский продолжил работу по исправлению славянских книг, сличая их с древнегреческими, и переводил новые книги. «Совершенствуясь с годами как в греческом, так и в искусстве перевода, он потом "и вторицею и третицею" исправил некоторые книги, стал критически относиться и к греческим, привезенным с Афона оригиналам, которые "на зело премногих местах явились в орфографии погрешны"»¹².

Митрополит Санкт-Петербургский и Новгородский Гавриил (Петров; 1730– 1801) глубоко уважал преподобного Паисия, лично с ним общался в 1790 г. и желал издать его переводы святоотеческих книг. Однако старец долго не соглашался, поскольку сильно сомневался в качестве своего труда. Все же он согласился, и его ученик схимонах Афанасий (Охлопов) доставил митрополиту Гавриилу греческую «Филокалию» и перевод старца. По распоряжению митрополита этот труд был отдан на рассмотрение преподавателям Александро-Невской семинарии, а затем – для пересмотра и исправления учителю греческого языка Троицкой семинарии (принадлежавшей Свято-Троицкой Сергиевой Лавре) Якову Дмитриевичу Никольскому (бывшему впоследствии протопресвитером Московского Успенского собора)¹³. Синодальными цензорами были архимандрит Мефодий, ректор Московской Духовной академии, и игумен Аарон, настоятель Спасо-Яковлевского монастыря в Ростове. После исправления славянское «Добротолюбие» было напечатано Московской Синодальной типографией в 1793 г., через 11 лет после издания в Венеции «Филокалии» на древнегреческом языке. «Это был, собственно, первый том книги, хотя издатели, не уверенные, видимо, в скором выходе второго, представили его как законченное целое ("Оглавление книги сия, на три части разделяющияся"). Второй том (часть четвертая) вышел, без выходных данных, через несколько лет – на бумаге, датируемой 1797 г. Среди сохранившихся экземпляров первого издания встречаются как по отдельности первый (со сквозной пагинацией трех частей) и второй тома, так и конволюты обоих (с особой пагинацией второго, то есть части четвертой)»¹⁴. Потом усердным старанием святителя Филарета, митрополита Московского, книга была издана «во второй раз в 1822 г. и в третий в 1832 г.»¹⁵. Надо заметить, что еще до выхода греческой «Филокалии» в 1782 г. преподобный Паисий перевел примерно две трети текстов, вошедших впоследствии в московское издание. Он знал о работе архиепископа Макария и сотрудничал с ним¹⁶. Возможно, позже преподобный Паисий делал переводы (или многократные сверки) с венецианского издания или преподаватели Александро-Невской и Троицкой семинарий переводили некоторые разделы заново. Во всяком случае из сравнения текстов видно, что часто славянский текст московского издания повторяет греческий венецианского с точностью до порядка слов.

Эта книга способствовала духовному возрастанию народа в России, благодаря ей возродилось понимание внутреннего подвига умного делания и открывались идеалы древнего подвижничества. Переводы творений святых отцов, впервые сделанные преподобным Паисием на славянский язык, дали возможность узнать верный путь внутренней духовной жизни всем ищущим его. Путь этот во времена преподобного старца Паисия был уже почти неизвестен русскому монашеству. Протоиерей Георгий Флоровский писал: «...И в тот век душевной раздвоенности и разорванности проповедь духовного собирания и цельности получала особую значительность. Издание словенорусскаго Добротолюбия было важным событием в истории русскаго монашества и в истории русской культуры. Это был сдвиг и толчек... Возврат к истокам был открытием новых путей, был обретением новых кругозоров...»¹⁷. Святитель Филарет Московский рекомендовал эту книгу «в библиотеки мужских общежительных монастырей... С нею уходил в затвор Серафим Саровский, Макарий и Амвросий Оптинские к ней обращались в своих письмах, как к главному духовному арбитру...»¹⁸.

После кончины преподобного старца схиархимандрита Паисия Величковского, в 1794 г., работы над «Добротолюбием» продолжались. В 1857 г. святитель Игнатий (Брянчанинов; 1807–1867) подготовил 6-е издание перевода преподобного Паисия Величковского. Трудами старца Оптиной пустыни Макария, при ближайшем участии Ивана Васильевича Киреевского¹⁹, с помощью профессоров Московского университета С. П. Шевырева и Московской Духовной академии Ф. А. Голубинского, по благословению и при прямом участии святителя Филарета Московского, были изданы почти все имевшиеся у них рукописные переводы преподобного Паисия. «Все русское монашество обязано особенною благодарностью Оптиной пустыне за издание многих творений святых отцов перевода старца Паисия, столь точно передававшаго отеческия мысли», – писал святитель Игнатий (Брянчанинов)²⁰.

Делая исторический обзор, необходимо также сказать о работах святителя Феофана, Затворника Вышенского (1815–1894), который создал новую, русскую версию «Добротолюбия». Он увеличил объем книги даже по сравнению с греческой «Филокалией», включив в нее творения 40 святых отцов. Его пятитомный сборник, впервые опубликованный между 1877–1890 гг., многократно переиздавался. Посвятив этой работе четверть века, святитель стремился сделать книгу понятной широкому кругу читателей различного духовного уровня и образования. По этой причине некоторые трудные для понимания творения (или части творений) святых отцов, находящиеся в греческом «Добротолюбии», он совсем исключал. Например, в пятом томе опущены «92 главы преподобного Каллиста Катафигиота»²¹, «слишком утонченные и преимущественно умозрительные», по словам святителя²². В предисловии к пятому тому он пишет, что его сборник «имел в виду не умовую, а почти исключительно деятельную жизнь»²³.

То же говорит и его биограф П. А. Смирнов: «Перевод "Добротолюбия" сделан преосвященным Феофаном свободный, вольный, и его по справедливости можно назвать перифразом подлинника»²⁴. Действительно, святитель Феофан сделал ясный и доступный, но в то же время слишком упрощенный и неточный по содержанию перевод греческого «Добротолюбия», произвольно пропуская «темные» места или сохраняя в них одни только вольно передаваемые мысли. При этом он часто пополнял текст святоотеческой речи своими объяснениями и вкладывал неточное содержание в греческие термины и понятия²⁵. «Феофана нередко упрекали в неточности переводов: К. Попов (1903) – по поводу Диадоха, отец Павел Флоренский (1908) – по поводу Григория Синаита, архиепископ Василий (Кривошеин) – по поводу Симеона Нового Богослова, А. И. Сидоров (1995) – по поводу Аввы Евагрия, В. В. Бибихин (1995) – по поводу святителя Григория Паламы»²⁶. Однако святитель и не ставил перед собой задачи академически точного перевода, но создавал свое собственное «святоотеческое творение». «Тем более, что традиция творческого, не буквалистского цитирования восходит у русских святых отцов к высокой классике митрополита Илариона Киевского, святителя Кирилла Туровского и преподобного Иосифа Волоцкого»²⁷. Сборник святителя Феофана Затворника принципиально ориентирован на широкий круг светских благочестивых, но не очень умудренных в богословии читателей.

Для настоящей работы было избрано славянское «Добротолюбие», поскольку оно точнее рассказывает о высокой духовной жизни и таинственном внутреннем делании. О качестве святоотеческих переводов преподобного Паисия Величковского так отзывался святитель Игнатий (Брянчанинов): «...Для монашества, которое жительствует по книгам святых отцов, необходим точный перевод с подлинников посредством лица, вполне знающаго монашескую жизнь. Таковым лицом без сомнения был старец Паисий. Русские же переводы не имеют этого достоинства»²⁸.

«Достойно упоминания то обстоятельство, что крупнейший греческий писатель XVIII в. Никодим Святогорец, которому мы обязаны возрождением той же традиции в греческом мире, принял решение пойти в ученики к старцу Паисию²⁹». Преподобный Паисий стремился дать точный перевод, адекватно объясняющий сокровенные глубины духовной жизни, и бережно относился к греческому оригиналу³⁰. Преподобный Паисий так говорит о своем методе работы: «Для достижения желательной ясности я первым долгом тщательно во всех словах единственного и множественного числа сохранял надлежащим образом правописание и без него не оставлял ни одного слова, разве по ошибке или забвению; другими словами, я пользовался тем видом перевода, который именуется дословным»³¹. Стремясь к дословному переводу, он иногда делал кальку, оставлял в славянском тексте неизменными греческие падежи, порядок слов и другие особенности чисто греческого фразеологического построения. «Затрудненность и "неудобопонятность" по позднейшим оценкам языка и перевода Паисия объясняется как объективными, так и субъективными причинами. Паисий переводил труднейшие (и по языку, и по богословию) произведения, иногда со сложной многоязычной предысторией (сирийский, например, текст Исаака Сирина в дефектной греческой передаче IX в.) – не имея школы, не имея предшественников. В том числе, предшественников греков: Макарий Коринфский и Никодим Святогорец уже шли за ним. Субъективная особенность – страсть к буквальному, пословному и часто поморфемному следованию греческому оригиналу. (Характерно, что больше всего переводчик горевал об отсутствии в церковнославянском языке артиклей, для замены которых он разработал со временем целую хитроумную систему надстрочных отсылок (точек), прояснявших – не всегда, к сожалению, для читателя – связь и порядок слов в предложении)»³². Это сделало перевод во многих местах неудобопонятным и замысловатым. Кроме того, из-за отсутствия в XVIII веке четкой богословско-аскетической терминологии преподобный Паисий оставлял непереведенными греческие слова, а иногда сам придумывал довольно громоздкие термины, что пугало читателей уже в середине XIX века.

Поэтому при всей своей большой духовной значимости книга «Добротолюбие», «зело нужная и преполезная» для спасения, к сожалению, практически недоступна современному читателю из-за сложности и неясности текста. «Слово же благодатное не может быть познано плотским человеком, который зрит только на внешность слова, и если сие внешнее слово не имеет внешнего устройства, то он всему ругается: юродство бо ему есть», – писал святитель Игнатий (Брянчанинов)³³. Цель данной работы – в сжатой форме изложить основные положения содержания «Добротолюбия» и привести «соборные» суждения святых отцов о важнейших сторонах духовной жизни.

Древняя потемневшая икона после расчистки является как бы заново и проясняет видение духовного мира. Нечто подобное происходило и при внимательной работе со славянским текстом «Добротолюбия», открывающей драгоценные жемчужины святоотеческого предания. По «великому Максиму», есть три незазорных и неподлежащих осуждению повода взяться за написание книги: «Первый, памяти ради своея: вторый, пользы ради других: третий, послушания ради пишемый, имже и премногая от писаний сложишася ради смиренне взыскующих слово»³⁴. Автор данной работы счел возможным взяться за ее написание для постоянного приведения себе на память духовного опыта великих святых отцов и просит прощения у благочестивых читателей за некоторую непоследовательность изложения, связанную с тем, что очень сложно составить цельный рассказ, когда источник («Добротолюбие») представляет собой «мозаику» из независимых глав.