Разыскания о древнейших грамотах Троице-Сергиева монастыря. Вклад князя Федора Андреевича Стародубского

В архиве Троице-Сергиевой обители сохранились два документа, оформившие один, по существу, акт дарения, а именно передачу в качестве поминального вклада князем Федором Андреевичем двух озер в вотчину монастыря. Дар князя Федора является одним из древнейших в ряду родовых поминальных вкладов.

Оба текста печатались не единожды, к ним неоднократно обращались исследователи. Тем не менее новое внимательное прочтение казалось бы сухих и весьма небольших грамот обнаруживает значительную по объему информацию, до сих пор скрытую от ученых.

С. Б. Веселовский, определяя хронологические рамки данных князя Федора Андреевича, исходил из дат настоятельства в монастыре Никона. Именно он назван в обеих грамотах. Поскольку сам Федор Андреевич, помимо родословных росписей Стародубских Рюриковичей, известен только по этим текстам, постольку значение имеет лишь хронология игуменства Никона в обители. В предельно широком выражении (без учета лет настоятельства Саввы) это 1392-1427 гг.

Можно высказать предположение о месте и обстоятельствах написания обеих грамот. Первая грамота составлялась вдали от Стародуба (не исключено, в самом Троице-Сергиеве монастыре), причем князя Федора Андреевича сопровождали двое старших его сыновей и не менее трех бояр. Второй документ, оформленный в Стародубе, знает о «благословлении» князем Федором племянника и сына «старейшим путем».

Первая грамота князя Федора Андреевича о вкладе в Троице-Сергиев монастырь двух озер была составлена летом или ранней осенью 1424 г. Зимой 1424-1425 гг. монахи приступили к хозяйственному использованию угодий, продолжив его в первый весенне-летний лов 1425 г. В результате последовало их обращение ко князю и выдача второго акта с подтверждением сделанного вклада, с уточнением ряда деталей и дополнительным разрешением на обустройство специального двора для ватаги рыбных ловцов обители.

Жалованная грамота царя Ивана Васильевича 
игумену Троице-Сергиева монастыря 
Артемию на с. Остафьево 1552 года октября 27

Объектом дара стали два озера с истоками. Озеро Смехро существует и поныне, вобрав в себя, по-видимому, ряд более мелких, ранее отдельных стариц и озер. Расположено оно в левой пойменной части Клязьмы, невдалеке от впадения в нее речки Шижегды. До древнего стольного города княжества было рукой подать — около девяти верст к западу от озера. Примерно столько же, но уже к востоку от озера до села Алексина, центра одноименного стана (он назван в грамоте князя Федора Андреевича), являющегося одновременно «старейшим путем» в Стародубском княжестве. Судя по более поздним документам (1520-1530-х гг.), эта территория изобиловала пойменными водоемами, лугами на пойменных землях, охотничьими угодьями, имелись там и бортные земли. Иными словами, это был район со значительным развитием промыслов на территории, являющейся центром княжения. Поэтому получение такого вклада следует признать весьма значимым для монастырской братии: и по хозяйственной ценности, и по местоположению озер. С одной стороны, немаловажной была близость Стародуба и Алексина, с другой — монахи достигали новых владений летом-осенью водным путем, что облегчало транспортные заботы и было выгодным.

Вообще в годы обретения мощей Сергия и строительства каменного храма обитель получила значительные вклады именно промыслового характера, что вряд ли случайно. От боярина князя Юрия Дмитриевича, С. Ф. Морозова, поступили половина варницы и половина соляного колодца в Соли Галичской. Князь Петр Дмитриевич передал в монастырь (поминальные мотивы в грамоте полностью отсутствуют) участок реки и омут в Воре для ловли рыбы и бобров. В этом ряду дар князя Федора Андреевича был, конечно, наиболее ценным и по размерам, и по реальным ресурсам рыбного промысла, ловли бобров, охоты на птиц и т. д.

Цель вклада — традиционная, но традиция эта вряд ли имела глубокие корни. Накопление недвижимости в монастырях общежитийного типа и укоренение развитого заупокойно-поминального культа в них было явлением, не уходящим далее второй половины XIV в. Ранее существовали иные порядки в этой сфере. Комплекс текстов о вкладах в конце XIV - середине XV вв. из архивов митрополичьей кафедры, Троице-Сергиева и Чудова монастырей рисует перед нами пока еще мало разработанный формуляр той части данных грамот, в которой определены цели и условия вкладов. Пространный формуляр соответствующих разделов в данных (вкладных) грамотах и завещаниях известен по текстам, главным образом XVI в., особенно с 20-40-х годов этого столетия. Обычно поминаемые лица прямо поименованы, определено их родственное отношение к вкладчику, указана дата (или две даты) поминания, иногда обозначен характер «поминальных кормов» на братию монастыря. Все это заключалось предписанием настоятелю обители внести названные имена в синодики разного вида. Кроме того, властям монастыря запрещалось отчуждать переданную им на «помин душ» недвижимость любым способом. Запрет, естественно, распространялся на наследников и родственников дарителя — санкцией служила угроза Божьего суда, а нередко — денежная компенсация. Впрочем, право родового выкупа порой подразумевалось, порой прямо фиксировалось с указанием цены выкупаемой недвижимости.

В таком контексте грамоты князя Федора Андреевича уникальны. Во-первых, они содержат статью о суде перед Богом вкладчика с тем из сыновей, племянников, родственников вообще, кто не побоиться «подвигнуть» («рушить») распоряжение князя Федора. Во-вторых, эта моральная, небесная и притом отдаленная санкция дополнена материальной, земной и незамедлительной угрозой — нарушитель воли князя Федора Андреевича, покусившийся изъять у монастыря отданные вкладчиком озера, обязан уплатить за них 200 рублей. Это, конечно, не выкупная, реальная цена данных владений, а запредельная цифра, носившая, несомненно, запретительный характер (она, к примеру, в несколько раз превосходила размеры ордынского выхода с некоторых уделов и территорий).

Остальные нормы в текстах князя Федора обычны для его времени. Круг поминаемых ограничен дедом, отцом вкладчика, им самим, формула «в поминок... всему своему роду» — налицо. Она, несомненно, носила обобщающе-символический характер, но вот что важно. В счете поколений понятие рода у князя Федора Андреевича не выходит за пределы третьего колена, причем дед вкладчика, князь Федор, был казнен в Орде в 1330 г. и ему в родословных источниках была дана соответствующая квалификация — «благоверный». В определенном смысле заупокойный вклад князя Федора Андреевича был торжественным вкладным актом как бы «государственного» поминания несомненных владетельных князей Стародубского княжения, причем в авторитетной обители, не находившейся в пределах этого княжества.

В сохранившемся архиве Троице-Сергиева монастыря это был первый документ подобного рода. Непосредственных политических причин для подобных действий у вкладчика, князя Федора, в 1424-1425 гг. как будто не было. Троицкая обитель еще не была для московской великокняжеской семьи особо почитаемым и семейно близким молением, брачных связей или по свойству с домом серпуховских Рюриковичей (сыновьями серпуховского князя Владимира Андреевича) у князя Федора Андреевича, его сыновей и племянников вроде не было. Остается предположить сочетание разноплановых обстоятельств: ситуационные мотивы, вызванные событиями двух вышеуказанных лет, наложились на растущее почитание Сергия (после чуда обретения его мощей) с одновременным укреплением авторитета его монастыря, обязанным и этому факту, и строительству каменного Троицкого собора. Грамоты князя Федора прямо свидетельствуют: культ Сергия вышел за пределы ближайших к монастырю административно-политических образований (Радонеж, Переславль, Дмитров) и в этих новых, в определенном смысле общерусских границах перерос рамки «книжного», «умного» почитания, врастая в плоть каждодневной социальной практики.

Именно монастырские власти — то ли сам игумен Никон, то ли тогдашний келарь Савва, в близком будущем настоятель обители, то ли кто-то другой из старцев — инициировали внесение оригинальных норм в поминальный раздел данных грамот князя Федора. Несомненно, монастырь был заинтересован в дополнительных гарантиях сохранения за собой этих весьма ценных в хозяйственном отношении владений, удаленных от стен обители на сотни верст. Таковые гарантии он получил. Таким образом, если наше суждение справедливо, то налицо еще одно косвенное свидетельство в пользу составления первой грамоты князя Федора при активном участии троицких монахов и, видимо, в самом монастыре.

Источник: В. Д. Назаров. Троице-Сергиева Лавра в истории, культуре и духовной России. М.: Покров, 2000. - С. 29-58.