Беседы на Евангелие от Марка (Мк. 13, 28)

Понятен возмущенный вопрос: "Почему Твои ученики не постятся?"

Третье недоразумение возникло по вопросу об отношении к субботе, этом своего рода "табу" еврейского раввинизма, где никакие отступления от раз установленных правил не допускались. Инцидент, вызвавший это недоразумение, был следующий: Случилось Ему в субботу проходить засеянны­ми полями, и ученики Его дорогою начали срывать колосья.

Евангелист Лука добавляет: они срывали колосья и ели, растирая руками (Лk. VI, 1).

И фарисеи сказали Ему: смотри, что они делают в суб­боту, чего не должно делать?

Срывать колосья руками на чужой ниве, не употребляя серпа, Моисеевым законом разрешалось (Втор. XXIII, 25). Это не считалось воровством, и не в этом состояло преступ­ление учеников, вызвавшее замечание фарисеев. Нарушение закона, с их точки зрения, заключалось, во-первых, в том, что в этот день еще нельзя было есть нового хлеба. Первый сноп нового урожая обыкновенно приносился сначала свя­щеннику, который возносил его пред Господом в жертву. Это делалось по закону на другой день праздника опресноков, или на третий день пасхи, 16-го числа месяца Нисана. Ника­кого нового хлеба, — гласил закон, — ни сушеных зерен, ни зерен сырых не ешьте до того дня, в который принесете приношение Богу вашему: это вечное постановление в роды ваши во всех жилищах ваших (Лев. XXIII, 14). Господь Иисус Христос со Своими учениками проходил полем, по свидетельству святого Луки, в так называемую второпервую субботу, то есть в субботу, случившуюся 15-го Нисана (по толкованию святого Исидора Пелусиота). Значит, ученики, срывая и вкушая колосья, не дождались ровно одного дня, когда они могли сделать это на законном основании. Но са­мое ужасное, по фарисейским понятиям, состояло в том, что ученики срывали колосья и растирали их руками в субботу! Ведь идя дальше в этом направлении, можно было допустить в субботу и жатву и молотьбу! А это законом определенно запрещалось: шесть дней можно делать дела, а в седьмой день суббота покоя, священное собрание; никакого дела не делайте (Лев. XXIII, 3).

Вероятно, фарисеи ожидали, что Господь остановит уче­ников и напомнит им древнее правило, но не дождавшись этого, они сами обращают Его внимание на возмутительное нарушение закона: смотри, что они делают в субботу!

Таковы три факта, выявившие разногласие между Госпо­дом Иисусом Христом и фарисеями.

Ни в одном из этих случаев Господь не встал на точку зрения фарисеев и не поддержал их негодование. Ясно, что в оценке фактов религиозной жизни и в понимании ее сущнос­ти они резко расходились. Строго говоря, высказывания фа­рисеев имели под собой формальные основания, особенно в вопросах о посте и субботе. Здесь они стояли на почве бук­вального понимания закона, но этот закон в их понимании являлся чем-то мертвым, закостенелым, не допускавшим ре­шительно никаких изменений или приспособлений к живой душе человека, и потому он потерял дух жизни, подобно су­хому дереву, которое уже не может расти и развиваться, а может только гнить.

Господь Иисус Христос относился к Моисееву закону со­вершенно иначе.

Он никогда не отвергал Ветхого Завета. Не думайте, что Я пришел нарушить закон... не нарушить пришел Я, но ис­полнить (Мф. V, 17), — говорил Он. Он с большой силой подтверждает его, особенно когда замечает его лукавое извра­щение или нарушение во имя человеческих преданий старцев, как это мы видим в споре о пятой заповеди, дух которой фа­рисеи до того исказили, что вопреки категорическому требо­ванию закона, позволяли человеку во многих случаях забы­вать о своих обязательствах к родителям или же уклоняться от них путем лицемерной казуистики (Мк. VII, 6-13). В текстах Священного Писания Ветхого Завета Он ищет правила поведе­ния или опоры в борьбе с искушениями (Мф. IV, 4, 7, 10). Сво­их учеников Он упрекает за недоверие к ветхозаветным про­рокам (Лk. XXIV, 25). Доктрины Ветхого Завета о сотворе­нии мира, о человеке, о праведности, о Промысле Он считает неоспоримыми. На истории израильского народа, изложенной в книгах Ветхого Завета, Он основывает Свою миссию. В Своих проповедях и поучениях Он часто пользуется изречени­ями, мыслями, образами и сравнениями, взятыми из Ветхого Завета. Он так хорошо его знает, что это знание возбуждает удивление даже среди книжников.

Но Господь Иисус Христос не только знал Ветхий Завет — Он всегда требовал его исполнения.

Исцелив прокаженного, Он требует, чтобы тот пошел по­казаться священнику и принес жертву за очищение, как это было постановлено законом Моисея (Мф. VIII, 4, ср. Лев. XIV, 3-4).

Когда к Нему обращается юноша с просьбой Научить, как наследовать жизнь вечную, Он прежде всего требует от него исполнения заповедей Ветхого Завета (Мк. X, 19).

Когда наступает время Пасхи, Он поручает ученикам при­готовить все нужное для праздника, как это требовал закон Моисеев (Лк. XXII, 8).

Можно было бы привести много примеров, Говорящих о том уважении, с каким Господь относился к Ветхому Завету. Несомненно, Он считал его не только полезным _и нужным для духовной жизни, но и обязательным для Человека как Слово Божие.

Здесь мимоходом можно подчеркнуть урок, вытекающий для нас: если Господь находил книги Ветхого Завета нужны­ми и полезными, то, очевидно, они имеют такое _же значение и для нас, хотя мы и пользуемся высшей формой Божествен­ного Откровения — Новым Заветом. Необходимое Христу — необходимо и нам. Поэтому то пренебрежение и недоверие, которое замечается иногда среди некоторых христиан по от­ношению к Священному Писанию Ветхого Завета, совершен­но ни на чем не основано.

Но признавая и почитая книги Ветхого Завета как Боже­ственное Откровение, Господь относится к ним гораздо сво­боднее и совершенно иначе, чем фарисеи. Глубоко чтя прово­димые здесь основные принципы как плод озарения Святого Духа, Он считает ветхозаветные формы практического их осу­ществления в жизни вполне допускающими Изменения, и, никогда не отступая от духа Священного Писания, Он тем не менее не связывает ни Себя, ни Своих последователей фор­мальными предписаниями древнего закона. Жизнь меняется, меняются, как в калейдоскопе, ее условия, и те обряды, обы­чаи и норма внешнего поведения, которые были практичны и пригодны несколько столетий тому назад, становятся совер­шенно непригодными и даже неисполнимыми _в данный мо­мент.

Но дух, этот вечный абсолютный и живой дух, действую­щий постоянно в человеке, в его жизни, в его истории, дух Добра, истины, правды — должен быть всегда один и тот же, проявляясь лишь в различных обнаружениях в зависимости от эпохи. Так, например, древний закон Моисея повелевал купившему раба из соотечественников держать его в рабстве не более шести лет, а в седьмой год отпускать на свободу и при этом добавлял: когда же будешь отпускать его от себя на сво­боду, не отпусти его с пустыми руками, но снабди его от стад твоих, от гумна твоего и от точила твоего: дай ему, чем благословил тебя Господь, Бог твой (Втор. XV, 13-14). В этом постановлении сказывается дух милосердия, дух любви к ближнему, но можем ли мы исполнить это правило? По­нятно, нет, так как в рабство у нас теперь не продаются и самый институт рабства давно уничтожен, поэтому и дух ми­лосердия в настоящее время должен искать своего выраже­ния в других, современных формах благотворительности.

Другой пример: для невольных убийц, то есть совершив­ших убийство неумышленно, по неосторожности, Моисеев закон отводил три города, где они могли искать убежища от мести родственников убитого. Здесь говорил дух правосудия, ибо человека, виновного только в неосторожности, карать как за умышленное убийство, конечно, несправедливо.

Но у нас нет ни городов убежища, ни родовой мести, и правило это отпадает само собой. Дух справедливости нахо­дит выражение в других формах. Ясно, что формы челове­ческого поведения и жизни, выражающие веления религиоз­ного духа, и не могут быть вечно одними и теми же, застыв­шими, омертвевшими, и требовать этой неизменности формы — значит на живой орган накладывать лубки.

Результат всегда будет один и тот же: ослабление живой силы религии и омертвение тканей души.

Более того: если религиозные формы держать всегда пе­дантично неизменными, не считаясь с потребностями духов­но развивающегося человека, то эти формы или искалечат духовную жизнь, дадут ей уродливое развитие, или совер­шенно остановят ее рост. Бели ребенка постоянно держать в пеленках, не снимая их и не ослабляя, то он расти не смо­жет. Китаянки для того, чтобы иметь маленькие ноги, чего требует мода, держат их с детского возраста всегда туго за­бинтованными. Это сохраняет детский размер ноги, останав­ливая ее рост, но страшно уродует ее и сопровождается силь­ною болью.

Так бывает всегда там, где есть живая органическая сила жизни и роста. Так и в религии: по мере того, как дух Бо­жий, дух добра и правды все полнее и совершеннее воплоща­ется в жизни человека, старые формы, как детские пеленки, становятся для него все теснее, и он неизбежно, хотя часто постепенно и незаметно, их меняет. Сама жизнь в той мере, как она развивается и проникается новым духом, перерастает старые рамки, не умещается в них и естественно стремится их раздвинуть, и если, не считаясь с этим ростом, оставить эти рамки в прежнем виде, без всяких изменений, то жизнь просто их разломает, как поднимающаяся вешняя вода в реке ломает сковывающий ее лед. Этот именно закон духов­ной жизни и выразил Господь в словах: Никто не вливает вина молодого в мехи ветхие: иначе молодое вино прорвет мехи, и вино вытечет, и мехи пропадут; но вино молодое надобно вливать в мехи новые (Мк. II, 22).

Господь Своим учением, жизнью и смертью поднял рели­гию на такую громадную высоту, в такой полноте сообщил уверовавшим в Него духа истины и благодати, что не только формы внешнего богослужения оказались устарелыми, но са­мые правила жизни и поведения пришлось расширить и углу­бить, чтобы в них могло отразиться это веяние нового духа. Отсюда ряд антитез, естественно возникающих при сопостав­лении нового учения со старыми правилами:

Вы слышали, что сказано древним: не убивай, кто же убьет, подлежит суду (Исх. XX, 13). А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду (Мф. V, 21-22).

Вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй (Исх. XX, 14). А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем (Мф. V, 27-28).

Сказано также, что если кто разведется с женою своею, пусть даст ей разводную (Втор. XXIV, 1). А Я говорю вам: кто разводится с женою своею, кроме вины любодеяния, тот подает ей повод прелюбодействовать (Мф. V, 31-32).

Еще слышали вы, что сказано древним: не преступай клят­вы, но исполняй пред Господом клятвы твои (Лев. XIX, 12; Втор. XXIII, 21). А Я говорю вам: не клянись вовсе... Но да будет слово ваше: да, да: нет, нет (Мф. V, 33-34, 37).

Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб (Исх. XXI, 24). А Я говорю вам: не противься злому (Мф. V, 38-39).

Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и нена­видь врага твоего (Лев. XIX, 17). А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотво­рите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гоня­щих вас (Мф. V, 43-44).

В этих антитезах нет противоречия древним правилам. Они не отменяют, но лишь развивают и усовершенствуют нормы Ветхого Завета. В них веет тот же дух любви и правды, но уже поднявшийся со ступени младенческого состояния чело­вечества на громадную высоту развития и совершенства.

Так и смотрит Господь на взаимное отношение Ветхого и Нового Заветов. Не думайте, — говорит Он, — что Я при­шел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить (Мф. V, 17). Русское слово "исполнить" не со­всем точно передает оттенок мысли. Стоящее здесь у Матфея греческое слово означает: "восполнить", дать полноту, закон­ченность. Другими словами, Господь хочет сказать, что Его Новозаветное учение не нарушает и не отменяет Моисеева за­кона, но восполняет и развивает его. Фарисеи расширяли древний закон, отыскивая все новые случаи его применения, опутывая всю жизнь мелочными, формальными предписания­ми, порождая предания старцев в невероятном количестве, или, как говорит пророк Исайя: стало у них словом Господа: заповедь на заповедь, заповедь на заповедь, правило на прави­ло, правило на правило, тут немного, там немного, — так что они пойдут... и попадут в сеть и будут уловлены (Исх. XXVIII, 13). В этих попытках регламентировать все мелочи жизни неизменными мертвыми правилами, формально выве­денными из закона, они сохраняли букву закона, но нередко нарушали его дух (Мк. VII, 6-13).

Иисус Христос, наоборот, углубляет и развивает принци­пы ветхозаветного законодательства, усиливает его духовную напряженность. Он сохраняет его дух, но нередко нарушает форму. В этом заключается основная и существенная разница в отношениях к Ветхому Завету Господа Иисуса Христа и фа­рисеев.

Отчего получилось такое различие?

Оттого, что Господь смотрит на религию неизмеримо глуб­же, чем фарисеи. Для Него сущность религии и заключается в живом союзе души человека с Богом, союзе любви. Да бу­дут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино... Да любовь, которою Ты возлюбил Меня, в них будет, и Я в них (Ин. XVII, 21, 26), — так молится Он Отцу Своему. Любящая Бога человеческая душа — вот то, что для Него наиболее ценно, а каким образом эта душа дошла до любви, объединяющей ее с Богом, — это воп­рос, строго говоря, второстепенный, не имеющий существен­но важного значения. Человек может воспитывать эту лю­бовь и ортодоксальными средствами, строгим выполнением выработанных религией обрядов и постановлений, имеющих педагогическое значение, но может достигнуть той же цели и совершенно своеобразным путем, как, например, достига­ли святые отшельники, пребывание которых в пустыне тре­бовало от них особого образа жизни и особых правил внеш­него поведения. В христианстве оценивается не столько дея­тельность человека, сколько качества души его, проявляю­щиеся в этой деятельности. Святитель Николай публично за­ушил Ария и был осужден отцами Собора, усмотревшими в этом поступке нарушение дисциплины любви, но Бог оправ­дал Своего избранника, ибо в этом заушении сказалась горя­чая ревность святителя о вере, его великая любовь к Богу и, несомненно, к тому же Арию, хульные речи которого надо было остановить, дабы не поразил его гнев Божий. Господь, как всегда, смотрит в корень вещей. Таким корнем в духов­ной жизни является душа; внешние деяния — это только плоды. Важно прежде всего, чтобы корень — душа — был здоров, тогда и плоды будут хороши. Так всякое дерево доб­рое приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые. Не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые (Мф. VII, 17-18).

Добрый человек из доброго сокровища сердца своего выно­сит доброе, а злой человек из злого сокровища сердца своего выносит злое, ибо от избытка сердца говорят уста его (Лк. VI, 45).

Стоя на этой точке зрения, Господь и все внешние уста­новления религии, ее обряды, правила, обычаи оценивает исключительно по их связи с душой человека, то есть по­скольку они или выражают религиозные настроения и дви­жения души, или служат средством ее религиозного воспита­ния. Суббота для человека, а не человек для субботы, — го­ворит Он (Мк. II, 27).

Это значит, что все внешние формы, в которых проявля­ется религиозная жизнь, хороши и ценны, если они содей­ствуют духовному развитию человека и помогают ему при­близиться к Богу. Ценны искренние молитвы, потому что они служат выражением веры, благоговения и любви к Богу и, преклоняя Господа на милосердие к молящемуся, сближа­ют Бога с человеком. Ценны церковные службы, полные символизма и глубоко трогательных обрядов, ибо они разви­вают в человеке религиозное чувство. Ценны дела милосер­дия и различные благочестивые упражнения, ибо они воспиты­вают благонастроенную волю, стремящуюся к Богоугождению.

Но все эти формы религиозных проявлений становятся бессмысленными, если они теряют связь с живой душой. Бессмысленны и бесцельны молитвы, если они произносятся только устами и если в них не участвует ни ум, ни сердце. Становятся совершенно ненужными обряды, если они не вос­питывают душу в любви и покорности к Богу. Даже дела благотворительности и служения ближнему теряют свою цен­ность, если человек не участвует в них душой (1 Кор. XIII, 3).

Если мы поймем все это, поймем взгляд Господа на рели­гию и на религиозную жизнь, то нам станет ясен смысл всех трех ответов, в которых обнаружилось Его разногласие с фа­рисеями.

Когда фарисеи упрекают Его в том, что сближением с мытарями и грешниками Он позорит Свое звание духовного учителя, Господь отвечает им: Не здоровые имеют нужду во враче, но больные; Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию.

Самое ценное для Бога — душа человека. Поэтому и обя­занность религиозного учителя именно в том и состоит, что­бы эту душу, омраченную, недугующую грехом и ушедшую от Бога, просветить, исцелить и снова вернуть к Творцу. Не нужен тот учитель, который не идет за этой душой, гнуша­ясь ее язв, и бессмысленно его величаво-надменное стояние в отдалении от людей, требующих его руководства. Если он желает оставаться лишь в незапятнанном кругу праведни­ков, то он бесполезен и не делает своего дела.

На вопрос, почему ученики Его не постятся, Господь от­вечает: могут ли поститься сыны чертога брачного, когда с ними жених? Доколе с ними жених, не могут поститься, но придут дни, когда отнимется у них жених, и тогда будут поститься в те дни (Мк. II, 19-20).

Это значит: пост не соответствует их теперешнему на­строению. Пост есть внешнее выражение душевной скорби и сокрушения о грехах. Но сейчас для них время радости, ибо Я, Господь и Учитель их, с ними. Было бы смешно, если бы гости, приглашенные на свадебный пир, скорбели и пости­лись. Так и для их ликующей души пост не только бесполе­зен и бессмыслен, но был бы лишь вредным лицемерием. На­ступят дни, когда Меня не будет с ними, тогда будут скорбеть и поститься. Тогда пост будет для них потребностью души и выражением тоскующей любви. Тогда он будет нужен.

Когда, наконец, фарисеи упрекнули учеников Иисусовых в том, что они срывали и ели колосья в субботу, Господь ска­зал в ответ: неужели вы не читали никогда, что сделал Да­вид, когда имел нужду и взалкал сам и бывшие с ним? как вошел он в дом Божий при первосвященнике Авиафаре и ел хлебы предложения, которых не должно было есть никому, кроме священников, и дал и бывшим с ним? (ст. 25-26).

Эпизод, который указывает Господь, относится к тому времени, когда Давид спасался от преследования Саула, и подробно описан в первой книге Царств, глава XXI, ст. 1-6. Хлебы предложения считались великой святыней (Лев. XXIV, 9), и никто из посторонних не смел их вкушать по закону Моисееву. Однако Давид нарушил это постановление, ибо в противном случае ему и его свите грозила опасность погибнуть от голода. Господь не порицает Давида, ибо поста­новления закона имеют в виду пользу человека и его души, и там, где буквальное исполнение их связано с очевидным вре­дом для человека, они, конечно, могут быть отменены.

Точно также нельзя упрекать и апостолов, что они по нужде нарушили субботу, ибо суббота для человека, а не че­ловек для субботы (ст. 27).

Фарисеи смотрели совершенно иначе. Вряд ли они когда-нибудь задумывались серьезно о необходимости совершенство­вать прежде всего душу, вряд ли именно в этом видели волю Божию и главную цель религии и вряд ли рассматривали по­становления закона как воспитательное средство религиозно­го развития. Для них исполнение закона уже само по себе было средством богоугождения, и, забывая, что Бог не от Рук человеческих угождение приемлет, они воображали, что чисто механическим исполнением всех обрядовых пред­писаний они обеспечивают для себя должную милость и на­граду. Вот почему, исполнив эти предписания, фарисей был вполне доволен собой и больше ни о чем не заботился. "Разве я не все исполнил, и в чем я ошибся?" — таково было обыкновенное присловие фарисея. Обряды и постановле­ния закона приобретали, таким образом, значение своего рода магических средств, исполнение которых было для человека обязательно, если он хотел получить милость у Бога. У фа­рисеев человек был для субботы, а не суббота для человека. Он мог умирать с голоду, если ему это было угодно, но суб­ботние постановления он обязан был выполнить, ибо в против­ном случае он навлекал на себя, по их мнению, гнев Божий.

Этот взгляд на сакраментальное значение обрядов не из­жит и до сих пор даже в христианстве, особенно среди наше­го старообрядчества. Там обряды тоже приобрели совершен­но несвойственное им значение самодовлеющих средств богоугождения и потому объявлены неизменными и неприкосно­венными. "До нас положено: лежи так оно во веки веков", — говорил первый вождь раскола старообрядчества протопоп Аввакум.

Но для нас, конечно, это мнение неприемлемо. Бесконеч­но выше взгляд Господа, Который все обряды и постановле­ния внешнего закона рассматривал с точки зрения их пользы для души человека. Чтобы тем отчетливее выяснить эту точку зрения, позвольте привести сравнение.

Когда архитектор начинает строить храм, он прежде все­го ставит леса. Без этого работа невозможна: вы можете вы­ложить пять-десять ярусов кирпичей, но больше этого не пойдет. Леса позволяют вам вести постройку до громадной высоты, и чем выше она поднимается, тем выше протягива­ются по лесам лестницы и платформы для рабочих. Только когда постройка закончена, леса снимаются, и чудное здание храма Божия вырастает перед вами во всей красоте своей.

Леса — это обряды и правила внешнего поведения. Их задача — содействовать воспитанию души и постройке в ней храма Божия, что и является главной целью духовной работы.

Нужны ли они?

Ясно, что нужны, ибо без них храма не построить. В луч­шем случае можно вывести лишь первый ярус, но всю пост­ройку закончить невозможно.

Изменяемы ли они?

Опять-таки ясно, что да. По мере того, как идет вперед развитие пути, и внешние вспомогательные средства должны становиться возвышеннее и сложнее, приспособляясь к это­му развитию. Для детей нужно молоко, для взрослых — твердая пища (1 Кор. III, 2).

По мере роста дерева необходимо удлинять палочку, к которой оно привязано.

Но достаточно ли ограничиться постройкой лесов, то есть исполнением внешних обрядов и предписаний, как ограничи­вались фарисеи?

Конечно, нет. Ставить леса бессмысленно, если не строить храма. Сами по себе они ни на что не нужны.

Надо твердо помнить, что если Господь должен быть цен­тром всей человеческой жизни и царствовать в душе челове­ка, то первая забота христианина должна состоять в том, чтобы построить в душе достойный для Него храм, то есть очистить и приготовить, воспитать душу.

В этом заключается главная забота. Сюда должны быть уст­ремлены все силы и внимание, и вся религиозная жизнь и дея­тельность должна рассматриваться под этим углом зрения.

Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий жи­вет в вас? (1 Кор. III, 16). Вы храм Бога живаго, как сказал Бог: вселюсь в них и буду ходить в них; и буду их Богом, и они будут Моим народом (2 Кор. VI, 16).

Источник: Святитель Василий Кинешемский (Преораженский). Беседы на Евангелие от Марка. Издательство «Отчий дом». Москва 1996

STSL.Ru

19 февраля 2016